Горяшко Н.А. Традиции природопользования и быт жителей Кандалакши в конце XIX

Горяшко Н.А. Традиции природопользования и быт жителей Кандалакши в конце XIX – первой половине XX вв. Кандалакша, 2009.

Рекомендуемая форма библиографического описания: Горяшко Н.А. 2009. Традиции природопользования и быт жителей Кандалакши в конце XIX – первой половине XX вв. 58 с.

Статус: Инициативный научный отчет, выполненный без специального финансирования.

Количество экземпляров: Отчет выполнен в 3-х экземплярах на бумажных носителях (1 экз. передается в Государственный Архив Мурманской области).

Хранение в КГПЗ: В Научной библиотеке заповедника хранится 1 экземпляр отчета на бумажных носителях.

Срок хранения: Постоянно

Условия хранения и доступ: Без официального разрешения администрации запрещен вынос бумажных оригиналов за пределы офиса заповедника. Для научных работников заповедника - выдается свободно на рабочие места в офисе КГПЗ, иным лицам – бумажные оригиналы с разрешения администрации в читальном зале Научной библиотеки Кандалакшского государственного природного заповедника.

В случае ликвидации Кандалакшского государственного природного заповедника или научного отдела заповедника, все оригинальные бумажные экземпляры отчетов и иная научная документация, хранящаяся в заповеднике, передается в Государственный Архив Мурманской области.

Recommended citation:

Goryashko N.A. 2009. Tradition of nature and life of the inhabitants of Kandalaksha at the end XIX - first half of XX century. – Kandalaksha: Kandalaksha State Nature Reserve: 58 pp.

Status: Initiative Report without special financing.

Numbers of copies: The Report is prepared in 3 official hard copies (1 of them was sent to the State Archive of Murmansk Region).

Keeping in the KSNR: The Scientific Library of the Reserve keeps 1 hard copies of the Report.

Time of keeping: Constantly

Terms of keeping and accessibility: It is forbidden to replace the original hard copies out the Kandalaksha Reserve’s office building without official permission by the Reserve’s Administration. Scientists of the Reserve can take the hard copy in their working room inside the office without limitations; other persons can get the original copy in a reading room of the Reserve’s Scientific Library after official permission by the Reserve Administration.

All original hard copies of scientific reports kept in the Reserve must be transferred to the State Archive of Murmansk Region when the Kandalaksha Reserve or the Scientific department of the Reserve cease to work as state institutions.

Введение

В августе 2007 г. студенты Пенская Дарья, Радковский Алексей, Катамадзе Константин из группы Н.Ф. Штильмарк (г. Москва) взяли интервью у старожила г. Кандалакши, Василия Кирилловича Голодных (1930-2008). Студенты встречались с В.К. Голодных дважды: 7 августа и 10 августа, у него дома, по адресу г. Кандалакша, ул. Колхозная, д. 13. Беседа проходила в свободном режиме, без заранее составленного плана. Небольшая часть вопросов была задана по просьбе А.С. Корякина и Н.А. Горяшко. Вся беседа записывалась на диктофон. Производилась фотосъемка некоторых объектов на Нижней Кандалакше, об истории которых рассказывал В.К. Голодных.

Рассказ В.К. Голодных содержит много интересных фактов о поморских традициях природопользования, о прошлом города, а также дает представление об отношении коренного населения к деятельности заповедника.

Для удобства восприятия, материалы рассказа В.К. Голодных в данном отчете разделены на главки в соответствии с тематикой. Порядок изложения изменен, текст приводится с сокращениями. Вопросы интервьюеров приводятся только в тех случаях, когда они необходимы для понимания контекста, выделены курсивом. Слова, пропущенные рассказчиком в прямой речи, но необходимые для понимания смысла, приводятся в косых скобках //.

В приложении приводится расшифровка аудиозаписи интервью целиком.

Традиции природопользования и быт жителей Кандалакши

в конце XIX – первой половине XX вв.

Материалы интервью со старожилом г. Кандалакша В.К. Голодных

1. Семья В.К. Голодных.

1.1. Деды и бабки

По матери /мои предки/ все здесь. Я знаю, что мой дед, матери отец, занимался жемчугом, жемчуг искал, в речках. Он и рано умер. Потому что – туберкулез костей. Вода-то холодная, ползал везде.

Раньше же как было? Финляндия наша была. Она когда-то была шведская, под шведами. Когда шведы проиграли нам войну, Финляндия отошла к нам. И вот с той поры Финляндия была как провинция России. Ведь раньше частенько у нас-то на лесозаготовках, на сплаву все в основном работали карелы и финны. По найму. Вот, например, своя лошадь, и два работника их. Сезон отработали, деньги получили, расчет, и… Раньше ведь не надо было оформлять документов, ничего. Границы-то не существовало, Финляндия ведь наша была.

Так вот дед, бывало, и в Финляндию уходил, и везде. Жемчуг поищет, потом садится на судно, уезжает в Архангельск, и там его /продает/. Потом оттуда приезжает с деньгами, с продуктами, с материалами разными.

По матери /моя/ родня – Пушкаревы. А Пушкаревых раньше здесь было пол деревни. Мать – Пушкарева, а отец – Голодных. Это как получилось? Мать моего отца – с Финляндии, финка. Она с 1862 года. 17 лет ей было, считай. Тогда призыв был царя укрепить Мурман. Потому что там и шведы нарушали, и норвеги нарушали, и англичане приходили. В общем, занимались они этим, контрабандой. В общем, чтобы укрепить север, давали подъемные. А у нее два брата, и она – сестра. Они, видимо, получили подъемные, и им надо было попасть в Тулому. И вот они пошли, на лыжах. А родина, я теперь даже не помню, за Тумчей где-то, у Тумчи. В общем, недалеко, в том районе. И на лыжах они пошли. Я только знаю, что они шли по Тумче, по Суш-озеру, по Ковдозеру, в Княжую. В Княжой ночевали там. По рекам, в общем, шли, по рекам-то идти лучше. Потом пошли с Княжой. Они прошли через залив с Княжой, это 30 км. Раньше-то ни каналов, ничего не было, суда-то не ходили, все замерзшее было. И вот бабка натерла ногу, а ей было 17 лет. А она не могла по-русски ничего говорить. И вот, значит, она натерла ногу. /Братьям/ пришлось ее здесь оставить, в Кандалакше. А здесь был Борис Голодных со старушкой. Детей /своих у них/ не было. Вот /братья/ ее устроили к ним. А потом как-то такие обстоятельства пошли, ни слуху ни духу /от братьев/. И она осталась у них. Ну, а работящая девка-то. У них корова, еще чего-то было, и они ее взяли и удочерили. А финны ведь не православной веры. Не помню, католики, что ли. И вот в этой церкви ее перекрестили. В нашу веру. И она приняла фамилию – так-то у нас фамилия Таурианин - а она стала Голодных, Софья. Потом она родила дочь, потом сына. Потом, тут раньше зверобои были, промышляли тюленя. Она или замуж вышла, или сожитель был, и увез ее в Кузомень. Вот в Кузомени-то она и родила двоих детей. А раньше как было? Вот пароходы приходили с Соловецкого монастыря и забирали – по договоренности, или покупали, дань какую-то платили. В общем, пароходы ходили. Не пароходы, а суда парусные. И с каждого стойбища, с Кузомени, например, забирали селедку, приготовленную уже, семгу, и увозили. И вот она вышла замуж и уехала с моряком каким-то в Архангельск. Вот она отца-то и забрала потом туда.

Вот почему я и фамилию-то ношу не родного деда, а того, который удочерил ее.

1.2. Мать и отец

Мой отец с 1891 года /рождения/. /Он/ с Терского берега, с Кузомени. Звали его Кирилл Иванович. Он служил /с 13 лет?/ до 15 лет в Соловецком монастыре. Потом его сестра забрала в Архангельск. Когда с Соловецкого монастыря его забрала сестра, 15 лет ему было, она его устроила на верфь, в Соломбале, отец работал там на верфи, там строили корабли. С Архангельска он по рекомендации некоторых людей попал на завод Беляева в Умбу. А там проработал рабочим год. Он образованный. В те года 4 действия знал – ну, это уже прекрасно было. В монастыре его научили всему. Его десятником на нашу реку пустили /на Ниву/. На сплав леса. Лес здесь сплавляли раньше. Ну, здесь он маму нашел и поженились. Она здесь и родилась в деревне. Тот дом, в котором мать родилась, в 1890-м году она родилась, он еще там живой стоит.

Рис. 1, 2. Дом, в котором родилась мать В.К.Голодных в 1890 г. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

/Отец сам лодку/ построил в 1958-м году, я помогал. И еще до сих пор я езжу. Я сам токарь и шофер. Так что с топором я не в ладах. А вот отцу лодку помогал шить. Эту лодку мы с отцом вот здесь на огороде в 58-м году сделали. А я инспекцию надуваю. Если я скажу, что 58-ой, они мне не зарегистрируют. А я им лет на 20 ее омолодил. Они думают, что так оно и есть. Конечно, мне не пройти техосмотр, а на самом деле лодка-то хорошая.

Делали из елки. Пилили доски на пилораме.

- А вот доски-то они такие кривые, по форме лодки. Как их выкривляли?

- Так там же, называются шпангоуты, девять штук. Главное, почти все цельные. Вот так перевернуть лодку, и вот так дугу. По каждой доске он подгонял. Два только срощенных, а остальные целиком садил. Подгонял и садил. Держится капитально она. Вот, пощупай. Это через всю лодку идут девять штук. А искривляли уже не мы, - природа. Копаем, ищем. Копаешь, копаешь. Лучше искать на горелом месте, чтоб видно было. А так – на болоте копаешь.

- Так это корень?

- Корень. Копаешь-копаешь, все хорошо. Потом – раз ее, и работа пропала, опять копаешь. Так два года заготавливали девять штук.

Рис.3. Лодка, которую В.К.Голодных сделал вместе с отцом в 1958 г. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

/Не смолил/. Раньше-то была смола, покупали. А сейчас гудроном. Разведешь гудрон, и… Но ездил в том году, не течет, ничего. Потихоньку. Мотор стоял одно время. Украли. С тех пор на веслах. Мотор сняли, а лодку бросили там, на заливе. Лодку знают, так привезли. Без паруса не езжу. Парус у меня там на чердаке. Вот это и езжу я, один. Напарник умер у меня. Венька Юрьев был. Умер. Спускать помогают. Вот здесь стоянка ее.

Отец своими руками и дом построил. У меня еще пила на чердаке сохранилась, которой эти доски пилили. Раньше же как пилили? Это на козлах. Каждую доску надо было перепилить. У него специальность какая была? Он и плотник, он и столяр, он и стекольщик, и жестянщик, в общем, на все руки. И сапожник, и лодочник, и любую рыболовецкую снасть мог сделать.

/А мать/ нас воспитывала. Отец так говорил: «Я жену брал не для того, чтобы она работала». Вот так раньше говорили. /Мать/ в основном по хозяйству и с нами. Нас всего было восемь детей. А коровы? А овцы были? А воду-то с реки надо было ушатом носить. Церковь посещали. Посещали будь здоров. Религиозные были.

Отец с работы придет, - корова. Надо воду носить. Так коромысло, ушат с ушами, и вот на речку за водой. Колодца не было. Теперь, значит, дров. Надо где-то привезти, и все выгрузить в эту речку, и все в гору домой повыносить. А у нас русская печка была, плита и голландка. Это 25 кубов на зиму дров. Дрова вот такие вот были, как в пекарне, и все надо было выносить в эту гору.

Вот отец построил дом, его хотели раскулачить. Первый дом он построил в 1912-14 году. Потом его взяли на германскую войну. Он там окончил школу и был унтер-офицером. Ну что ты, как же, унтер-офицер! Потом приехал когда, устроился на железную дорогу, начал второй дом строить. Так он же не эксплуатировал никого! Матери брат, вот они вдвоем, помогал делать. Нет, надо было!.. А тогда ведь как? В 30-х годах-то. Раз, и нету. Вот, соседа, Полежаева. Приехали ночью, на резиновом ходу тележка, машин-то не было, два милиционера, - мы играли вот на огороде - через 15 минут он с узелком уходит… и до сих пор ходит. Вот так было.

Отца спас Идыхинский/?/ прокурор такой был здесь. Они на охоту вместе ездили, на рыбалку. И он его защитил. А тут же у нас половину деревни забрали. Вот Ярусова, тоже унтер-офицер, кавалерист был, это в 37-м вот так было, тоже приехали ночью, раз… А что, вот мой офицер, воевал в германскую войну, ну школу кончил, ну унтер-офицер, и что? Так вот как же! Так уж было. Что там говорить…

Вот я родился здесь, в 1930 году. В этом доме я родился. Этот дом (в котором теперь живет Василий), наверное, 20-го года.

Рис. 4. В.К. Голодных. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

Рис. 5. Дом, в котором родился и жил В.Я.Голодных. г. Кандалакша, ул. Колхозная, д. 13. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

2. Поморы. Быт, традиции природопользования

2.1. Поморы Кандалакши

Нас поморов тут собственно осталось… Какой считать помор, если он в городе живет уже. От моря далеко, да. В городе живет. А здесь /на Нижней Кандалакше/ у некоторых остались дома родительские как дачи. А живут они в городе. Лично я живу, здесь родился, здесь живу, у меня нет другой квартиры.

/Поморов сейчас/ мало /осталось/. Почти никого нет. Вот я с 30-го года, мне 78-ой. А вокруг поговорить не с кем. Умерли все. Вот один Иванов тут есть, с 26-го года, остался. Лопинцев Иван Иванович с 22-го года, вроде где-то еще в городе живет. Тот тоже помор. Еще его отца звали Валя Пароход. Плавал на остров, на маяк туда. У меня еще двоюродная сестра жива, с 20-го года, Черкасова. Черкасовы с Керети, в Керети они родились. Но у ней сейчас Либерова фамилия. А вот моих родственников… Нас было семь братьев, никого нет. Недавно последний умер. Здесь рядом жили. В общем, никого. Моего года – никого, шаром покати. Вот недавно двое ушли: один 24-го года Меркулов недавно ушел, только я и остался один. /Дома стоят/ заброшенные.

Здесь вот хозяин недавно умер, Пушкарев. Здесь недавно умер, буквально месяц назад, Меркулов Василий, с 24-го года. Сейчас сын его. Это вот дом Зайцевых был, тоже никого нет в живых. Это выходцы с Порьей губы. Вот домишко, тоже все умерли. Бабка Пушкарева, Мартыновна, умерла. Тут пол деревни Пушкаревых. Жидких, да Пушкаревы. Вот тоже Пушкаревых дом, но это сын, на «Скорой помощи» работает, 45-го года рождения.

- А тут дома стояли раньше?

- Везде. Вдоль самого берега, везде. Сейчас вон еще один дом стоит, Ярусова Федора Леонтьича. Сейчас сын приходит, никто не живет. Все дома здесь были – дом возле дома, дом возле дома.

- А сейчас перестали вдоль берега селиться?

- А не знаю. Раньше-то хорошо было. Лодка рядом, вода рядом. Все же ездили.

Вон дом стоит. Их сколько было – четыре или пять братьев было, и бабушка, Мария Леонтьевна была. А этот Федор Леонтьевич, старший сын жил здесь.

- Значит еще остались старые дома?

- Остались, остались. Вон еще старый дом Мошкова/?/, окна белые.

Из поморских семей - Жидких. Это поморская семья. Там одна, значит, Галина вела записи. Она, насколько помнит, - 6 поколений их родственников. Она не знаю, где сейчас живет. Да вот вчера по телевизору ее показывали, Галину Жидких. Вот она занимается, начала раскапывать это все. В общем, дошла, что 6 поколений их родственников здесь, в Кандалакше Нижней. На поколение сколько, 60 лет можно дать. Вот. 400 лет назад. Я и говорю, что там Кандалакша примерно звучит там 1600 год, где-то вот так.

2.2. Традиционные занятия. Традиции природопользования

Вот тоже помор Каменев (?), за речкой дом. Друзья /с отцом/. Он держал оленей. Ну, у него немного было, штук может 20-30. Это не то, что в Лапландии держат по тысяче. Вот этот занимался извозом почты на оленях. По Имандре возили почту. Сообщение-то какое было – на оленях. Зимой к нам на оленях по заливу приезжали /из деревень/. Мясо привозили, рыбу привозили, торговали.

А это дом, там карелы жили. Тут сарай стоял, лошадь держали. Этот вроде с Кестеньги был. Сейчас уже лошадей не держат. А они любили, они без лошадей не могли жить, карелы. В основном чем они занимались? Лесозаготовкой и сплав леса. Финны и они сплавляли лес, русские мало этим занимались. А попробуй-ка по такой речке на бревне прокатиться! Багор втыкает и стоит, и плывет.

Отец всю жизнь плотником отработал, столяром. Ну, рыбалка, охота – это уж…

У нас было так. Вот кладовая, селедки на зиму было, наверное, две «семерки». А «семерка» - это называется бочка семипудовая. Река шла, семга была. Ну, озерной рыбки еще… Корову держали, телку. Пятнадцать овец было. Зачем мясо-то какое-то? У нас свое мясо было навалом.

Вот пришел он /отец/ с работы, поехали вдвоем-втроем, поохотились, привозят 2-3 глухаря, косача 2. Все. Не мешками же возили. Лосей почти не били. Потому что – зачем? Лосиное мясо, оно невкусное, и вообще крупное оно такое. Едали? Волокна такие крупные. Зачем, когда олени рядом, свои. Овцы свои.

У нас ведь как раньше было: на рыбалку едут, на веслах. Мужчина гребет в корме, как рулевой, а она вкалывает на больших веслах. Да. И все время на пару ездят. Отец и мать все ездили вдвоем.

Вот я имею невод и карбас. Лодка большая. Карбас называется, ну, метров 7, парус и весла. Раньше же моторов не было. Здесь делали /лодки/, были свои мастера.

Но один же я с неводом не поеду, мне нужно артель. И вот подбирают артель и едут ловить селедку. Твои невод и лодка, тебе значит два пая, им по одному паю.

Потом так, Йоканские порожки… Лично мне пришлось за 70 км на веслах на озера ездить. Два раза я там был с отцом. Потом за 55 км два раза ездил на веслах. Один раз чаек согреем… Потом приезжаем… Дед-то там гребет, а мне упираться надо… Так вот приедешь, и вот так пальцы, вот, разогнуть не можешь. Надо же грести, упираться. Вот так ездили.

Йоканские порожки, там вот в чем дело: с залива едешь – первое озеро. Заезжаешь в первое озеро, там рыба смешанная. /Там/ два пролива. Они ж связаны с морем. Там и вода такая полуопресненная, соленая и все. Там рыба и морская, и озерная. Вот проезжаешь это озеро, и там вот так вот выше, и по ручью метров 10 лодку перетаскиваешь, - на следующее озеро. Там уже только озерная рыба. А в чем соль-то? Что не надо идти пешком нигде. Прямо на лодке это озеро проехал, на то. И там опять рыбачишь на лодке. А если на другое озеро идти, надо на берегу лодку оставить, надо пешком по лесу, по горам идти куда-то. А тут мы, не вылезая с лодки.

/Рыбу ловили/ какую: окунь, щука, сиг, редко язь попадал. А морская – треска, камбала, изредка зубатка попадала. В общем, как бы ни бывало, а пудов по 10 в кладовке всегда бывало, на зиму. Ну вот селедку, например, мы ставили… Были случаи, что попадало по 30 пудов. За раз. Это 4 сетки ставишь, и пудов 30. А так пудов 10. А когда и на уху только. Когда как.

/Уха/ Вот потрошишь. Ну, у нас «воекса» называется, это печень по-нашему. Потому что без воексы уха не то. Потом штанишки такие вот, это икра. Их тоже берешь, в уху. Там соответственно лавровый листик, картошечки прибавишь.

Вина никогда /на рыбалку/ не беру. И не брал. Это у нас не принято. Сейчас почему и тонут. Сейчас, чтобы поехать на лодке, надо иметь жилет. Нет, – значит 500 рублей тебе штраф. А если нажрешься там, так никакой жилет тебя не спасет. И тонут. Тонут, потому что пьют! Трезвый человек редко на воде потонет.

Когда началось такое, что стали выпивать?

А вот как городские стали ездить на море, они раньше не ездили. Когда у них лодки появились. Ну, уже после войны. Это вот в 50-е, 60-е годы. Вот только оттуда пошло. У нас не принято было, у поморов. Вот я сколько с отцом ездил, или вот он на охоту собирается – спиртного никогда не брали. И вот я с ним ездил сколько - никогда. У нас не принято было бутылку брать с собой. А вот потом молодежь вот пошла, уже потом, эта уже без бутылки не ездит. Теперь все ездят так.

У меня и сейчас шкура этого морского зайца. Кто-то его, наверное, стрелял, и его на Еловый остров прибило. А потом мы его вытащили на полной воде. Вода ушла, мы его разделали. Вон шкура у меня на чердаке. А жир, жир ведь раньше как: сапоги мазали, варили деготь, смазки-то не было. Вот сапоги мазали. Раньше резиновой обуви не было, шили сами сапоги, кожаные. И мазали. Вот жир шел на это. Куда-то еще, может, шел.

/Недавно на рыбалку ходили/. Два керчака выудили, одного вот такого, другого такого. Ну, а чайка рядом сидит. Орет, рот открыла. Я говорю этому, Мишке: «Ты давай-ка его, топни пару раз по башке, керчака, и брось». Вот она схватила и – большой – и поволокла на остров. Там села и ест. Он говорит: «А чего?». Я говорю: «Да не успеет она схватить». И точно: вот такого маленького я поймал, он не убивал ее, а бросил. Она пока прицеливалась, он удрал. Так это, не успевает она сработать, он уже… Я сколько в том году давал, а потом понял, что бесполезно – надо его сначала убить.

- А зачем давали-то?

- А зачем? Она просит. А зачем мне керчак-то?

- Его не едят?

- Едим, так-то в основном в войну ели. А сейчас-то не едим. И вот таких вот рыбок маленьких поймаешь – отпускать ее бесполезно, она погибнет, крючком-то все ей разворочал. Вот ей бросишь, едят.

Вон чаек сколько плавает! Вчера мы видели, белуга ходила в заливе, а чаек было! Ну, видимо селедка. Она просто так не ходит. А чайку – смотри как природа обделила. Морская – такая птица, а нырять не может. Вот может нырнуть сантиметров на 20 с разгону, а дальше – все, не дано. Почему, не знаю.

2.3. Гаги. Охота. Сбор пуха и яиц.

Пух – да, было. Собирали. Вот она выведет гнездо, уйдет с птенцами, идем, собираем. Заповедника тогда еще не было. И собирали пух. Вязали, шерстяные носки, рукавички. Мы, например, собирали, не торговали, а все самим. Ребятам-то надо, носки, свитера вязали, рукавички.

Гаг – на охоту я сам ездил, застал это все – гаг не били, потому что – зачем? Били гагунов. Ну, не только гаги. У нас и крохали, и чирки, всякие были.

А вот по поводу сбора яиц. Вот, например, мы рыбачили с отцом, у нас три гнезда было рядом. Вот она садит яйца. Это в войну было. Лежат 3 яйца, - бери одно. Одно беру, через два дня прихожу, опять одно беру. Она опять несет. Если ты все возьмешь, она нести не будет. Можно даже из трех два взять, одно оставить. Вот мы потихоньку брали-брали, а потом, когда 4 штуки уже осталось, мы уже не стали брать. Она запарила и тут же вывела, и тут же плавает с утятами, рядом.

И притом, батя когда-то мне так говорил: «Если уже когда поздно, время подошло, что уже /вылупление скоро/, ты сначала в воду его попробуй, если запарено, обратно принеси, в гнездо положь. Если не запарено - тонет, если запарено, - оно всплывает. Зачем брать из гнезда яйцо, если ты его сваришь и выбросишь?» Прежде запомнить, где гнездо – и в воду. Если всплыло – значит, обратно несешь в гнездо. Если утонуло – значит, можно брать. Это обязательно. Это так меня отец приучил, и еще раньше было. Чтоб не губить, зачем?

У нас так делали. Да, потому что не нахальничали. Вот есть три яйца, например, забери все – она прекратит и ничего не выведет. А вот взял 2 яйца, потом она штук до 10 может нести.

3. Отношение к заповеднику и степень информированности

Мне вот, например, кое-чего не нравится, безусловно, не нравится… Я рождения здесь, помор, не имею права заехать ни на какой остров. Если соблюдать их правила, то мне только по фарватеру можно проехать.… У меня весельная лодка, не моторка, на веслах. На моторке, это другой вопрос. А мало ли ветер, или что, мне же надо пристать, отдохнуть, переждать. Вот у них есть основной заповедник, основной, а этот они заповедник, острова у нас отобрали все. И только так: с 4-го августа по 30-е сентября посещать можно. Ну, там ягоды собрать, грибы. И только. Ну, рыбачить на удочку еще в это время можно. Сетями вообще не разрешают.

Основной заповедник вступил в силу, по-моему, в 36-м году. Это у них самая база основная в заповеднике, на Ряжкове. А эти вот острова стали отбирать недавно. Это Бианки. Старший научный сотрудник заповедника. С бородкой такой ходит. Но ему уже… 80 лет, он с 27 года.

- И Вы думаете это из-за него, он все?

- Да, он только.

- Интересно. И почему же? Он никак не объясняет?

- Так кто нам будет объяснять…

- А Вы не знаете, в какой-то момент, видимо, когда в Кандалакшу приехали много из разных мест, стали здорово гаг бить?

- Да, били, били, вот эти–то приезжие все.

-И в какой-то момент гаг почти не осталось, да?

- Нет, не сказал бы, но уничтожали крепко.

- И поэтому они заповедник сделали?

- Да заповедник-то он и основан на охране гаг. И так бы его нечего им делать. Но сейчас-то ничего, много их.

А вот заповедник там, вот катер их стоит. Это у них база морская на берегу. Вот там у них ГСМ, там катер стоит, на котором ездит заповедник.

Вот он, пришвартованный, притянутый к стенке… Это рыболовецкое судно, МРТ, малый рыболовецкий тральщик. Он деревянный, только обшивка у него. Раньше на таких рыбачили в Мурманске, везде. В 50-е годы. Вот он и стоит с тех пор так. А раньше в Мурманске рыбу ловили на таких. Но они далеко в море не ходили, но километров за 50, за 100 ходили. У него мотор стоял. Плавучесть замечательная у него была. Как поплавок. Замечательная! Он деревянный, его трудно потопить. Ныряет вовсю. В общем, качества мореходные хорошие, замечательные. Я сам на нем проплавал, сколько прошел. Весь Кольский п-ов объехал. Капитаном был Субботин, Алексей. А жил он вон там в ГОИНе, бывшее ВНИРО, научный институт был, полярный. Сейчас здание есть. Только было деревянное, а сейчас его кирпичным сделали, но место тоже, на самой горе.

Рис.6. МРТ «Солнцево» у причала заповедника. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

… Вот острова отобрали, не пристать. Я вот уже лет 5, может даже 10, уху не варил даже на острове.

… Не знаю, может мы сами, люди, виноваты. Сейчас я костер разожгу, подъедут, мне не расплатиться. Штраф такой дадут, что будешь платить 5 лет. Так что не до чая тут, и не до ухи. Везешь домой. Ну, а дома уже не то. У костра там или как. Вот в чем дело. Теперь, сетей ставить не дают, раньше мы сетями ловили все.

И на остров не заедешь, червей копать тоже нельзя. Ничего нельзя делать, только вот ягода да грибы собирай, если вот которые разрешили сейчас, а больше ничего делать нельзя. Ни веники резать, ничего в общем нельзя. Только собирай грибы да ягоды. Ничего больше.

А теперь я не знаю – будет какое-то постановление или нет, чтобы вернуть острова жителям. Короче говоря, я недоволен жителями. Пожары из-за водки. Пьют. Никто же без вина не ездит, посмотри, все пьют. Пьют, курят. Вот тебе и пожалуйста. Конечно, пускать не будет. Вон там вот два острова горели. Вот у нас вон тут. Вон гора. Вон там все горело, подожгли. Так и живем.

4. Прошлое Кандалакши

4.1. Церковь. Разрушение церкви

- А вот тут на месте Кандалакши что было? Поселок?

- Село. Село почему называлось? Потому что церковь была. Нет, не эта. На том берегу была церковь, и на нашем берегу была. Но церковь-то была какая? С моря едешь, она на высо-оком месте стояла, видно. А километра за 3 рыбачишь, как служба начнется, колокол-то здоровый был… А это – банок навесили, бум-бум-бум…Ничего не слышно. А там было – бу-ум, везде слышно.

- А вообще Кандалакша когда появилась? Давно?

- По описанию, так это 600-тые годы какие-то указываются. Я только знаю, отец говорил, что нашу церковь, англичане, когда пиратствовали, они зашли в наш залив… Они же нашу деревню сожгли один раз. Второй раз заходили. Так их встретили наши ружьями. Так они на рейде стояли и с пушек прострелили церковь. Но она не загорелась. Ядром дыра насквозь была в церкви. Но не загорелась. Насквозь продырявило.

А церковь старая вот она. Не, не каменная, бревенчатая, штукатуренная. Это когда управление заповедника стало, они переделали. Это они пристраивали тут. А там бревна-то вот такие были, вот.

Рис.7. Старое здание церкви. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

… Делали у нас тут ГЭС-2. Здесь же все ссыльные были. А кто ссыльные-то? Богатые люди. Раскулачивали и ссылали сюда. Вот они ГЭС строили. И вот в нашу церковь, она одна была, приезжали… Не приезжали, а приходили пешком с Зашейка, с Нивы-2, с Пинозера, отовсюду. Некоторые устраивались на ночлег у кого-то, а летом тепло, так кто где. И вот две старушки устроились у речки и уснули. А мы с соседом, с Пашкой Мастининым /?/ пошли утром. Они ушли в церковь… Мы их сами-то не видели, просто так примерно. Тут они поели, бумажки у них остались, все. Потом я подошел, платок лежит. Приподнял платок – Господи! – там два рубля (раньше-то 2 рубля были деньги!) и крест. Крест с красного дерева, вырезан исключительно орнамент такой красивый, и маленький такой глазочек. В него смотришь, а там комната. Я потом отцу-то когда принес его, показал, он говорит: «Это знаешь что такое? Это Соловецкий монастырь». Там значит так: комната, колокол в этой комнате, две лавочки, и два святых, по левую сторону и по правую сидят. Это основатели Соловецкого монастыря – Савватий и этот, второй… В общем, эти основатели Соловецкого монастыря на лавочке сидят, и колокол. Ма-аленькое такое окошко. Смотришь, а там вот эта комната.

Я очевидец, как церковь ворочали. Сестра моя умерла, было мне 10 лет. В 40-м году, в начале 41-го. И тут, собрали подписи активисты. А у кого? К старикам не пошли, а к молодежи, комсомольцам, коммунистам. И все – по просьбе трудящихся ликвидировать церковь. Вот так. Ликвидировали. Я прекрасно помню, как залезли мужики туда наверх, на купола привязали веревки, а внизу дернули, он упал, весь рассыпался. И с колокольни я помню как колокол сбрасывали. Здоровый такой. Он в землю ушел и трещину дал. И увезли. Я точно не могу сказать, но думаю, что на механический завод увезли, на переплавку. А литература, которая была в церкви, всю ее разбросали везде. Пацаны ведь всякие были. По всей деревне листы валялись. Я помню, отцу притащил 4 книги. Одну такую толстую. Она 1652 года. И изготовлена, напечатана была в Киево-Печерской лавре. В обложке деревянной, покрыта бархатом серебристым таким, и окантовка золотая. Там все святые были. И красочно все оформлено. Кто-то утащил книгу.

4.2. Кандалакша во время Второй мировой войны

Во время войны тут туго было, туго. Ну, я уже большой был, мне уже 11 лет было, война началась. 12-й год был. Война началась - июнь, а я 13 апреля рождения. Мне уже 12-ый год был, так что… В общем, спокоя не давали здесь нам. Как ясная погода – все, бомбили. Бегали вон прятались к речке, под лодки. А потом, когда церковь разворочали, кое-какое они сожгли на дрова, а вот там маленькое убежище сделали, вот за этим домом. Туда потом мы ходили. Один раз мы там были, вот здесь вот бомба упала, 50 метров. Приходим, а у нас все рамы, все выбито. Вот этот дом был построен на этом месте, свернуло его. А бабка под печкой была, так осталась жива. А тот вот дом, крайний, разворотило тоже, его и сейчас только и достроили недавно. Так не восстановили уже, какой дом был. А отец мастеровой, так сразу раз, раз, дело-то было зимой. Холодно. А часы вот полка была, вон где кепка висит. Упали часы, будильник старый был. Упал и ходит. А вот здесь провода порвало, все. Так еще собаку убило. Побежала она, замкнуло и убило.

Да, бомбежки были. И особенно вот вода грязная была, плохо клевала там в горле Белого моря особенно. А вода-то ходит взад-вперед. Вот сети поставишь, 2 воды, сутки простояли – все, вынимай, надо обязательно мыть. Ячеек почти не видать, вода такая грязная была. Когда бомбили, плохо рыба клевала. Так вот колючку ловили, маленькая рыбка с такими колючими. В море и в речке. И уху варили. Вот ее сестра еще и умерла от этого. Жирная уха, замечательная, а рыбу саму хвостик только ешь. А она небольшая была, так вот наелась чего-то и умерла.

В войну нам здесь так - месяца два по 250 гр давали, и потом хлеб с полынью примешивали. Вот гадость-то была! Горький-горький такой. Если бы не англичане, мы бы здесь померли все. Караваны шли. Мы сколько хлеба черного не ели! У них же ржаного нету, пшеница, у них белый хлеб. Мы долго хлеба черного не ели. Они нам помогали: и консервы, и все. Ну и мы, что могли в войну. Чернику собирали, морошку, ягоды на зиму, все. Грибы, в общем, все, что природа давала, брали.

Жир тюлений в войну продавали на базаре. Картошку жарили еще на нем. Между прочим, он пахнет рыбой крепко, но зато питательный, не чета вот даже свиному. Он намного это, ну как бы калорийнее. Продавали кусочки нарезанные вот такие на базаре в войну

- И все годы войны вы были тут?

- Тут, тут. Все годы войны мы были тут.

- А отец ваш воевал?

А отец как раз с 1891 года. В мае месяце, считай, брали-то только до 50-ти. Чуть не хватило, месяца ему, чтобы его забрали в армию. Остался здесь. Ну, а в войну частенько дома не ночевал, в истребительном батальоне они были. Фронт-то рядом был. Выйдешь на крыльцо – бу, бу. Канонада оттуда идут. Напрямую-то оттуда рядом было. Все время ждали, вот-вот нас. Так вот созданы были истребительные батальоны, с рабочих, и там они в казармах ночевали, подчастую, дома его не было. На всякий случай. Но они крепко хотели разворотить у нас станцию в Кандалакше, но все неудачно. Сколько они зажигалок за речку бросали, сколько бомб бросали, но никак не могли попасть. Они очень часто в мост били. Если мост разворочан, значит, с Кировска дорогу пересекли бы. Но не могли попасть в мост. И на вокзале не могли попасть. Везде бросали бомбы. А вот на вокзале, на железную дорогу не могли попасть. А вот здесь вот недалеко, метров 500 отсюда, зенитная батарея стояла.

4.3. История некоторых названий и мест

Барыня, это кто как говорит. Вроде бы тут художник один, что-то у него с женой получилось… В общем, он там нарисовал. Долго она там стояла. В войну ее все военные расстреливали, рисунок. Земец же назвали Барыня в честь этого рисунка. Не помню вот когда это было, давненько. Но на памяти моих родителей. А там уже все изуродовали. Там краснофлотца нарисовали какого-то урода, якорь на скале нарисовали. Там не бывали? Это надо с залива, с моря смотреть. Там стена такая отвесная. Якорь, матроса нарисовали, а самой ее, барыни, уже нет.

- А у вас такое место «печка» называется. Потому что камни теплые, нагреваются?

- Нет, нет, не поэтому. Печкой ее назвали, потому что там как пещера была, река-то шла, и там заворачивала. Потому и назвали печка, а не то, что там нагревается.

А ничего вам не говорили, что вот ту сторону /за Нивой/ у нас Японией называют? Это в смысле того, что в отдалении. Раньше вот как было: им, чтобы попасть, единственный мост был в городе там где-то, им надо переезжать, у них там ни магазина не было, ничего не было. Чтобы в магазин попасть, надо к нам на лодке ехать, а в распутицу, как. Ну, их и назвали «японцами».

Вот Овечий остров я знаю почему: туда овец возили на лето. В лодке. В карбасе. Вот их там выпустят, и они там питаются. А потому их ловят там и возят домой. На все лето возили: и кормить ведь не надо, ничего. А потом, значит, прекратили это дело. А потому что приезжают, привезли 50 /овец/, увезут 30. Понял, да? Вот так.

- А когда это началось?

- А началось это… да можно сказать, что и после войны. Потом приезжали с собаками, собака их загоняет, а овца плавать не может. Тонуло много. А потом начали воровать, убивать. Ну, это уже не наши, это с города.

- А вот Олений не знаете, почему так называется?

- Так Олений, Овечий, Телячий. Не возили же, наверное, туда. Может быть, если так судить, возили и телят. А чего, могли и возить.

Вот Меньшой Березов он называется. Там ни одной березы нет. А я знаю точно, что он сгорел. Это он сгорел еще в царское время. А на месте горелого выросли одни сосны. Вот он сейчас весь в соснах. А так название-то осталось Березовый. /Пожар/ не знаю когда был, но, в общем, в царское время. До Революции сгорел. А потом вот на горелом месте этом сосны. А березы ни одной. А название-то осталось.

… Вы не бывали там, на Меньшом Питкуле? На лабиринте? Он подразрушен, я-то застал его еще не в таком виде. Сейчас просто камешками выложено. Раньше-то все как-то. Он осел уже. Это его потом чуть-чуть наделали. Это сделали заключенные, политические, лабиринт вот этот. А вот почему, я не знаю.

- Там стоит табличка, что это сделали 2 тысячи лет назад.

- Сколько? Да ну, нет, нет. Вранье.

- А откуда вы об этом узнали? Все тут рассказывали?

- Да, все говорят.

-Странно, другие говорят, что там что-то более древнее? Может быть, там что-то было до этого, а они его просто восстанавливали?

- Да нет, раньше-то, отец, вроде, говорил, что раньше ничего не было. А потом сделали вот они

Вот недалеко вот здесь, где база оптовая, мы морошку брали еще здесь.

- То есть леса на вашей памяти были, да?

- Нет, леса на моей памяти уже здесь не было. Вот отец, где центр города сейчас, где Белый дом наш, отец туда на охоту ходил.

- Так когда они исчезли, когда их вырубать стали?

- Ну когда, вот, в 20-е годы. Я еще пацаном застал вот здесь вот, на болоте. Болотина была крепкая. Потом заготзерно построили базу, я еще пацаном застал, морошку собирали вот здесь.

- А что было на месте порта раньше?

- Да ничего там не было. Просто берег обыкновенный. Берег был, и все.

- А школа тут была?

- Вот, недавно еще разворочали школу. А я учился в другой, недалеко, 26-я школа. Она и сейчас еще жива, вон на горочке стоит. Но она железнодорожная школа. Отец на железной дороге работал, на конном дворе, столяром и плотником. А это деревенская школа была. Так он нас с братом перевел с этой школы в железнодорожную. А сельскую разворочали недавно. А вот тут сельский клуб был. Тоже ликвидировали его.

Вон – БАМ назывался, гаражи были общие. И вот сгорели. Выпивали, наверное, или прибор какой-то забыли выключить, ушли домой, да все загорелось.

Вот здесь колхозники ловили семгу. Вот здесь, под водой. Сейчас вода полная, а когда убудет, - вот здесь две корги, подводные. Вода уйдет, они обсохнут. Во-он там просматривается на дне серое, посередине. Вот здесь они семгу ловили. Вот они с неводом здесь, обметают и ждут, когда семга подойдет. Она подходит, они обметывают и вытягивают на эту коргу. У них такая колотушка здоровая, потому что им с ней не справится. Сначала ее оглушат, а потом вытаскивают.

У нас единственно на Большом Березовом пост был морской, оповещал, когда самолеты появлялись, по телефону сюда тревогу сообщали. Ну, и кабель еще шел через весь залив с Рязановых /?/ озер в Ковду, по всему заливу. Это связь была в войну. А больше ничего здесь не было.

Вот там на скалах, на том берегу, еще выбоины есть, железяки были вставлены. Цепи были протянуты с того берега на наш берег. Когда лес сплавляли, чтобы не выносило в залив, они здесь останавливали лес, потом его сортировали, грузили и увозили.

Сплавляли с Имандры. По Ниве, по реке по нашей. Мой батя как раз был десятником на реке здесь. И увозили на Беляевский завод в Умбу. Доски они пилили, там пилорама была, все. Англичанам продавали, всем продавали. Торговали лесом, любые доски пилили.

- А на той стороне тоже домов было больше?

- Да, было больше. Это сейчас, последнее время, 10 лет, вот там построили, там. А то вообще было…

- А до заповедника что-то было на этом месте?

- Нет, ничего не было. Просто вода заливала, да и все. Подняли немного.

4.4. Ссыльные

Когда Советская власть пришла, раскулачивали и ссылали сюда, на север. Вот ГЭС-2 первая тогда была построена вот этими раскулаченными, высланными людьми.

Вот на Ниве-3 лагерь был, в поселке Лесном. Здесь не было. Вот в Княжой, там и сейчас есть. Еще передавали, что теперь они сами себя не окупают. Ну, 30% работают, а 60-70 % не работают – работы-то нет. Приходится им и сидеть, и государство же их и кормит. Раньше-то как было, что они сами себя оправдывали, да еще государству прибыль давали. А сейчас и таким-то людям нет работы, не только им. Ну и лагерь большой в Ревде есть.

- То есть их не держали в лагерях. Они там находились, но могли выходить оттуда?

- Свободно. А которые так там под охраной. Там вышки были, никуда не выйдешь. Например, на Ниве-2. Они высланные были, строили ГЭС, так как ты их будешь охранять, они там и жили. Там ведь это барачный поселок был, щитовые-то дома, на скорую руку сделанные. Они в них жили и там и работали. Без охраны.

Вот едешь вот по берегу, вот тут вот причал сделали. Там кучи камней назаготовлены. Это вот заключенные, когда порт строили, надо было загружать ряжи-то…

4.5. Изменения в природе

- А вот как-нибудь изменилось, может, вы помните, какие-то деревья, животные стали исчезать, новые появляться?

-Вот тополя в основном сейчас у нас тут - новое совершенно растение. Ну а те у нас – ива, береза, сосна, ель вот это вот. А вот тополя, вот сколько уже? Лет 20-30, наверное, так.

- Сажали их?

- Сажали, вон они какие вымахали, смотри, вот.

А вот это уже заповедник насадил все, это его работа. Где-то тут была лиственница… Это же не наше дерево. Это дерево Сибирью пахнет. Сроду таких не было никогда. Это они посадили, привезли откуда-то саженцы и посадили.

-А раньше тут тоже были деревья? Больше деревьев, чем сейчас?

- Нет, меньше деревьев. Меньше было. Вот Борис Артамоныч был Полежаев, старик был такой, я еще маленький был… Вон две березы вон стоят. Одна была, вон, которая слева, вот я еще пацаном был. Сколько мне было, чуть-чуть лет-то там, лазили по этой березе. Так вот сколько ей лет? Так она тогда уже большая была. Так вот считай. Ну лет, наверное, 150, наверное. Я думаю, сколько береза живет, я не знаю, но думаю так: если мне почти 80, а она уже вон какая была.

Рис.8. Старые березы. Август 2007 г. Фото из архива группы Н.Ф. Штильмарк.

- А как вы думаете, что изменилось: ловили рыбу, грибы собирали, ягоды, охотились. Что сейчас изменилось?

- Ну вот у нас смотри, вот колхоз имени Сталина был, вот здесь вот контора была. Вот дом, где церковь вот тут контора.

- Где новая церковь?

Да, новая. Вот здесь вот управление было конторы этой колхоза имени Сталина. Колхоз был рыболовецкий. А потом они уже коров заимели, ферму сделали. И по всему побережью были избушки, «тони» назывались. Везде промышляли селедку рыбу. Ну и рыбу ловили и сдавали на консервный завод.

- А рыбы было больше, чем сейчас?

- Да ну как сказать, по-моему, больше было.

- А по размерам она как?

- Селедка и есть селедка. Наша селедка. Не Баренцева селедка там, а наша местная селедка. Она вот такая. Ну, бывает вот и такая, бывает и такая. Ну не та, не атлантическая сельдь. Значит, своя местная сельдь. Мелкая. Но она вкуснее. Вкуснее, конечно. А вот с тони потом на лошадях. Канала раньше не было. Ловили, на лошадь, по полю везут, затем на консервный завод сдают.

Богатая река семгой была, богатая.

- Сейчас меньше стало?

- Конечно, меньше. Вот она идет, река-то, а потом ее раз, и перекроют совсем. А куда семге-то идти. ГЭС перекроет. Это почему пустили, потому что дожди, у них там уровень поднимается, затапливает, надо открывать русло.

4.6. Изменение нравов. Отношение к настоящему.

Раньше как тут было? Вот приехал, лодку бросил, ничего не выносишь. Кроме только рыбы. Никто ничего не тронет. Сейчас надо до каждой щепки вынести все. Вот так. Это воровство началось, когда начали механический завод строить. Гробовщики /?/ приехали на постройку завода механического, в 30-х годах, вербовали людей сюда. Вот они понаехали и началось воровство. А так до этого было все хорошо.

Вот тоже, предприниматель расстроился /«Помор-Тур»/. Я даже не знаю, чем он занимается. Магазин, кажется, у него здесь. Тут у него все – и сауна, и баня, и гостиница, и, в общем, и дом терпимости там. Можно выпить, закусить и лечь спать. Приводят. С женщинами приезжают… Вот расстроился. У него тут дело поставлено… Приезжаешь, выпиваешь, моешься. Все что хочешь. У него тут все ночью можно найти, вплоть до птичьего молока наверное. А это же деньги стоит. В магазине найдешь за 20 рублей, а у него 50 будет стоить. Начал с продажи… Сидел в тюрьме, не знаю за что, а потом начал торговать этой гадостью-то, заразу-то продают эту, с этилового спирта, стекла-то моют… Соседка моя уже четверых уморила, умерли от ее водки. Венька, Ваня Коноплев, Валька Сергеев, всех вокруг заморила. И ничего. А сама медсестрой была в больнице. А зачем ей работа, когда она тут заработает вдвое больше.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Приложение 1.

Голодных Василий Кириллович. Кандалакша, ул. Колхозная, д. 13.

Интервью 07.08, 10.08.2007.

Беседовали Пенская Дарья, Радковский Алексей, Катамадзе Константин (группа Н.Ф. Штильмарк, Москва).

Расшифровка аудиозаписи А. Горяшко

- Нам интересно знать про поморов и здешние места.

- Ну, а что там про поморов? Вот я родился здесь. В этом доме я родился. Мой отец с Терского берега, с Кузомени, а мать здесь родилась тоже, в 1890 году, и еще дом живой, да, в котором она жила. Этот дом (в котором теперь живет Василий), наверное, 20-го года. А вот тот дом, в котором мать родилась, в 1890-м году она родилась, он еще там живой стоит.

- Сейчас там уже никого нет?

- Нет, никого. Там брата двоюродного жена, огород так, они живут-то в городе, а тут это как дача. Но он уже весь осел.

Ну, а собственно, что вы хотите? Мне вот, например, как Мишка говорил, кое-чего не нравится, безусловно, не нравится. …. Нас почему …., что я рождения здесь, помор, не имею права заехать ни на какой остров. Если соблюдать их правила, то мне только по фарватеру можно проехать. К берегу… У меня весельная лодка, не моторка, на веслах. На моторке это другой вопрос. А мало ли ветер, или что, мне же надо пристать, отдохнуть, переждать. Вот у них есть основной заповедник, основной, а этот они заповедник, острова у нас отобрали все. И только так: с 4-го августа по 30-е сентября посещать можно. Ну, там ягоды собрать, грибы. И только. Сети там…. Ну, рыбачит на удочку еще в это время можно. Сетями вообще не разрешают.

Нас поморов тут собственно осталось… Какой считать помор, если он в городе живет уже. От моря далеко, да. В городе живет. А здесь у некоторых остались как дачи, родительские. А живут они в городе. Лично я живу, здесь родился, здесь живу, у меня нет другой квартиры.

- Мужчина - помор, а женщина поморка?

- Да.

- А вы поморка? (жене)

- Нет, не поморка. Я приехала.

- У нас ведь как раньше было: на рыбалку едут, на веслах. Мужчина гребет в корме, как рулевой, а она вкалывает на больших веслах. Да. И все время на пару ездят.

Жена: Его отец и мать все ездили вдвоем.

- А вы ездили?

- Она? Нет, она удить не умеет. Червей только (Жена: я только за грибы хожу).

- А откуда вы приехали?

- Родилась я… Не знаю, мама говорила, с Куйбышева, не знаю даже.

- Вы маленькой сюда попали?

- Да, после эвакуации. Нас угнали в Сибирь. С Сибири нас отец нас забрал. Мы там в Сибири жили, а после 47-го года мать сюда приехала. Ну, а отец, он как считался погибший, мы его и считали, что он погиб, погиб, но похоронку не получала. (далее плохая запись. Отец вернулся, но уже со второй семьей).

- В: Мой отец с 1891 года. 13 лет ему было. Он служил до 15 лет в Соловецком монастыре. Потом его сестра забрала в Архангельск. С Архангельска он по рекомендации некоторых людей попал на завод Беляева в Умбу. А там проработал рабочим год. Он как образованный. В те года 4 действия знал – ну это уже прекрасно было. А он там в монастыре, его научили всему. Его десятником на нашу реку пустили.

- А десятник это кто?

- На сплав леса. Лес здесь сплавляли раньше. Ну, здесь он маму нашел и поженились. Она здесь и родилась в деревне. (показывает фотографию) Вот это вот отец умер. Это тетка Татьяна. А вот отец на рыбалке.

- Это старые фотографии?

- Ну, старые.

-А какой это год?

- Это вот с Москвы в заповедник приезжали художники. Это примерно 55-й что ли вот это год. С Москвы приезжали художники, и вот они его на Кибринском берегу сфотографировали. Тут ему около 60-ти. Умер он… А это вот тоже помор Каменев (?) из-за речки. Друзья.

- А чем вообще они занимались, рыбу ловили?

- Вот лично вот этот занимался извозом почты на оленях. По Имандре возили почту. Отец всю жизнь плотником отработал, столяром. Ну, рыбалка, охота – это уж…

- Тогда еще не было никаких запретов?

- Тогда-то? Ну, видишь, основной заповедник вступил в силу по-моему в 36-м году. А это вот острова стали отбирать недавно. Это Бианки.

- А Бианки это кто?

- Старший научный сотрудник заповедника. С бородкой такой ходит. Но ему уже… 80 лет, он с 27 года.

- И Вы думаете это из-за него, он все?

- Да, он только.

- Интересно. И почему же? Он никак не объясняет?

- Так кто нам будет объяснять…

- А когда не было никаких особенных запретов?...

- Ездили где хотели.

- Но вот сейчас мы тут ходим, смотрим: люди никак не контролируют, сколько они рыбы поймают, сколько дичи убьют, когда будет сезон. А как это было у поморов? Какой-то был договор, чтобы не перебить всю дичь или не выловить всю рыбу?

- У них не было этого.

- Просто много всего было?

- У нас было так. Вот кладовая, селедки на зиму было, наверное, две «семерки». А «семерка» - это называется бочка семипудовая. Река шла, семга была. Ну, озерной рыбки еще… Корову держали, телку. Пятнадцать овец было. Зачем мясо-то какое-то? У нас свое мясо было навалом.

- То есть никаких внутренних договоров не было?

- Не-ет. Зачем? Вот пришел он с работы, поехали вдвоем-втроем, поохотились, привозят 2-3 глухаря, косача 2. Все. Не мешками же возили. Лосей почти не били. Потому что зачем лосиное мясо, оно невкусное, и вообще крупное оно такое. Едали? Волокна такие крупные. Зачем, когда олени рядом, свои. Овцы свои.

- А сейчас-то ни оленей, ни лосей?...

- Все-е… Нет, лоси-то, слава Богу, еще на свободе. А олени все, тут ликвидировали.

- И прямо здесь, Вы говорите, у друга Вашего отца были олени?

- Здесь, вот за речкой дом. Он держал оленей. Ну, у него не много было, штук может 20-30. Это не то, что в Лапландии держат по тысяче.

- А вот тут на месте Кандалакши что было? Поселок?

Вот пока я тут не жил, у меня две иконы уперли. Тут вот уголок еще отцовский сохранился. Лопатка, и Николай Чудотворец…

- А что за история с монастырем? Был монастырь?

- Был. За речкой был. Отец говорил мне так, но это давно было, отец его не застал.

Вот кладбище, где радиостанция стоит. Там еще сохранились бетонные надгробия. Это с тех пор еще. А я в 38 году… Делали у нас тут ГЭС-2. Здесь же все ссыльные были. А кто ссыльные-то? Богатые люди. Раскулачивали и ссылали сюда. Вот они ГЭС строили. И вот в нашу церковь, она одна была, приезжали… Не приезжали, а приходили пешком с Зашейка, с Нивы-2, с Пинозера, отовсюду. Некоторые устраивались на ночлег у кого-то, а летом тепло, так кто где. И вот две старушки устроились у речки и уснули. А мы с соседом, с Пашкой Мастининым /?/ пошли утром. Они ушли в церковь… Мы их сами-то не видели, просто так примерно. Тут они поели, бумажки у них остались, все. Потом я подошел, платок лежит. Приподнял платок – Господи! – там два рубля (раньше-то 2 рубля были деньги!) и крест. Крест с красного дерева, вырезан исключительно орнамент такой красивый, и маленький такой глазочек. В него смотришь, а там комната. Я потом отцу то когда принес его, показал, он говорит: «Это знаешь что такое? Это Соловецкий монастырь». Там значит так: комната, колокол в этой комнате, две лавочки, и два святых, по левую сторону и по правую сидят. Это основатели Соловецкого монастыря – Савватий и этот, второй… В общем, эти основатели Соловецкого монастыря на лавочке сидят, и колокол. Ма-аленькое такое окошко. Смотришь, а там вот эта комната. Крестик тоже исчез. Я его отцу отдал, а он куда дел, не знаю. Он так скончался ночью скоропостижно.

- А отец Ваш здесь скончался?

- Здесь. В Доме престарелых и инвалидов. Если у него крест был, то его там уперли.

- А вообще Кандалакша когда появилась? Давно?

- А вот Барыня у вас тут есть?

- А Барыня, это кто как говорит. Вроде бы тут художник один, что-то у него с женой получилось… В общем, он там нарисовал. Долго она там стояла. В войну ее все военные расстреливали, рисунок. Земец же назвали Барыня в честь этого рисунка. Не помню вот когда это было, давненько. Но на памяти моих родителей. А там уже все изуродовали. Там краснофлотца нарисовали какого-то урода, якорь на скале нарисовали. Там не бывали? Это надо с залива, с моря смотреть. Там стена такая отвесная. Якорь, матроса нарисовали, а самой ее, барыни, уже нет.

- А корабли строили здесь?

- Корабли нет, лодки. У меня отец сам лично, я еще на ней езжу. Он ее построил в 58-м году, я помогал. И еще до сих пор я езжу.

- А что-нибудь про строителей кораблей, которые по Белому морю славились, знаете?

- Нет, не знаю. Знаю, что в Соломбале, отец работал там на верфи, там строили. Это когда он в Архангельске жил, когда с Соловецкого монастыря его забрала сестра, 15 лет ему было, она его устроила туда на верфь, вот он там и работал.

- А как звали Вашего отца?

- Звали его Кирилл Иванович.

- А Вас учили лодки делать?

- Я сам токарь и шофер. Так что с топором я не в ладах. А вот отцу лодку помогал шить. Отец своими руками и дом построил. У меня еще пила на чердаке сохранилась, которой эти доски пилили. Раньше же как пилили? Это на козлах. Каждую доску надо было перепилить. У него специальность какая была? Он и плотник, он и столяр, он и стекольщик, и жестянщик, в общем, на все руки. И сапожник, и лодочник, и любую рыболовецкую снасть мог сделать.

Жена: Он и тот дом сам делал. Его потом раскулачили. Как будто он много занимает места. Он такой хороший был…

- А предки Ваши откуда? Все здесь?

- По матери-то все здесь. Я знаю, что мой дед, матери отец, он занимался жемчугом, жемчуг искал. Раньше же как было? Финляндия наша была. Она когда-то была шведская, под шведами. Когда шведы проиграли нам войну, Финляндия отошла к нам. И вот с той поры Финляндия была как провинция России. Это Ленин в 17-м году им подарил свободу. Верно? Так вот дед бывало и в Финляндию уходил, и везде. Жемчуг поищет, потом в Архангельск садится на судно, уезжает, и там его ликвидирует. Потом оттуда приезжает с деньгами, с продуктами, с материалами разными.

- Это в речках жемчуг ищут?

- Да, это в речках. Он и рано умер. Потому что – туберкулез костей. Вода-то холодная, ползал везде.

В общем, по матери родня – Пушкаревы, все здесь. Мать – Пушкарева, а отец – Голодных. Это как получилось? Мать моего отца – с Финляндии, финка. Она с 1862 года. 17 лет ей было, считай. Тогда призыв был царя укрепить Мурман. Потому что там и шведы нарушали, и норвеги нарушали, и англичане приходили. В общем, занимались они этим, контрабандой. В общем, чтобы укрепить север, давали подъемные. А у нее два брата и она – сестра. Они, видимо, получили подъемные, и им надо было попасть туда, в Тулому. И вот они пошли, на лыжах. А родина, я теперь даже не помню, за Тумчей где-то, у Тумчи. В общем, недалеко, в том районе. И на лыжах они пошли. Я только знаю, что они шли по Тумче, по Суш-озеру, по Ковдозеру, в Княжую. В Княжой ночевали там. По рекам в общем шли, по рекам-то идти лучше. Потом пошли с Княжой. Раньше-то ни каналов, ничего не было, суда-то не ходили, все замерзшее было. И вот бабка натерла ногу, а ей было 17 лет. А она не могла по русски ничего говорить. А два брата… Ведь раньше частенько у нас-то на лесозаготовках, на сплаву все в основном работали карелы и финны. По найму. Вот, например, своя лошадь, и два работника их. Сезон отработали, деньги получили, расчет, и… Раньше ведь не надо было оформлять документов, ничего. Границы-то не существовало, Финляндия ведь наша была. И вот, значит, она натерла ногу. Им пришлось ее здесь оставить, в Кандалакше. Они прошли через залив с Княжой, это 30 км. А здесь был Борис Голодных со старушкой. Детей не было. Вот они ее устроили к ним. А потом как-то такие обстоятельства пошли, ни слуху ни духу. И она осталась у них. Ну, а работящая девка-то. У них корова, еще чего-то было, и они ее взяли и удочерили. А финны ведь не православной веры. Не помню, католики, что ли. И вот в этой церкви ее перекрестили. В нашу веру. И она приняла фамилию – так-то у нас фамилия Таурианин - а она стала Голодных, Софья. Потом она родила дочь, потом сына. Потом, тут раньше зверобои были, промышляли тюленя. Она или замуж вышла, или сожитель был, и увез ее в Кузомень. Вот в Кузомени-то она и родила двоих детей. Сестра старше его почти на 10 лет.

А раньше как было? Вот пароходы приходили с Соловецкого монастыря и забирали – по договоренности, или покупали, дань какую-то платили. В общем, пароходы ходили. Не пароходы, а суда парусные. И с каждого стойбища, с Кузомени, например, забирали селедку, приготовленную уже, семгу, и увозили. И вот она вышла замуж и уехала с моряком каким-то в Архангельск. Вот она отца-то и забрала потом туда.

Вот почему я и фамилию-то ношу не родного деда, а того, который удочерил ее.

А Пушкаревых раньше здесь было пол деревни. А знаете почему стало? Когда-то здесь поселилось несколько семей, Фомины, Пушкаревы… А потом, когда разрослось все, Пушкаревых родственные отношения потерялись. Ну, двоюродники есть. А эти-то ходят, фамилию носят, а родственных отношений уже не осталось. Так пол деревни Пушкаревых было. Вот мои двоюродники тоже Пушкаревы были все.

- А поморов сейчас мало осталось?

- Мало. Почти никого нет. Вот я с 30-го года, мне 78-ой. А вокруг поговорить не с кем. Умерли все. Вот один Иванов тут есть, с 26-го года, остался. Лопинцев Иван Иванович с 22-го года, вроде где-то еще в городе живет. Тот тоже помор. Еще его отца звали Валя Пароход. Плавал на остров, на маяк туда. У меня еще двоюродная сестра жива, с 20-го года, Черкасова. Черкасовы с Керети, в Керети они родились. Но у ней сейчас Либерова фамилия. А вот моих родственников… Нас было семь братьев, никого нет. Недавно последний умер. Здесь рядом жили. В общем, никого. Моего года – никого, шаром покати.

- А раньше как тут было, в вашей молодости? Село, и все поморы были?

- Раньше как тут было? Вот приехал, лодку бросил, ничего не выносишь. Кроме только рыбы. Никто ничего не тронет. Сейчас надо до каждой щепки вынести все. Вот так. Это воровство началось, когда начали механический завод строить. Гробовщики /?/ приехали на постройку завода механического, в 30-х годах, вербовали людей сюда. Вот они понаехали и началось воровство. А так до этого было все хорошо.

А ездили так. Вот я имею невод и карбас. Но один же я с неводом не поеду, мне нужно артель. И вот подбирают артель и едут ловить селедку. Твои невод и лодка, тебе значит два пая, им по одному паю.

- Карбас большая лодка? Что это за лодка такая?

- Большая. Карбас называется, ну, метров 7, парус и весла. Раньше же моторов не было. Здесь делали, были свои мастера.

- Это было такой почетной работой?

- Ну, не каждый мог.

Потом так, Иоканские порожки… Лично мне пришлось за 70 км на веслах на озера ездить. Два раза я там был с отцом. Потом за 55 км два раза ездил на веслах. Один раз чаек согреем… Потом приезжаем… Дед-то там гребет, а мне упираться надо… Так вот приедешь, и вот так пальцы, вот, разогнуть не можешь. Надо же грести, упираться. Вот так ездили.

- А мать что делала?

- Мать? Нас воспитывала. Отец так говорил: «Я жену брал не для того, чтобы она работала». Вот так раньше говорили.

Жена: Отец у него хоро-оший был…

- А коровы? А овцы были? А воду-то с реки надо было ушатом носить.

- Она сама вас воспитывала?

- А кто же будет?

- А школа тут была?

- Значит, мать в основном по хозяйству?

- Да, в основном по хозяйству и с нами. Нас всего было восемь детей.

- А песни она вам пела какие-то?

- Наверное пела, не помню. Церковь посещали. Посещали будь здоров. Религиозные были.

- А здесь вообще такое религиозное место?

- Да. Все были люди… Церковь посещали все. Это потом началось брожение.

Вот отец построил дом, его хотели раскулачить. Первый дом он построил в 12-14 году. Потом его взяли на германскую войну. Он там окончил школу и был унтер-офицером. Ну что ты, как же, унтер-офицер! Потом приехал когда, устроился на железную дорогу, начал второй дом строить. Так он же не эксплуатировал никого! Матери брат, вот они вдвоем, помогал делать. Нет, надо было!.. А тогда ведь как? В 30-х годах-то. Раз, и нету. Вот, соседа, Полежаева. Приехали ночью, на резиновом ходу тележка, машин-то не было, два милиционера, - мы играли вот на огороде - через 15 минут он с узелком уходит… и до сих пор ходит. Вот так было.

- А какие-нибудь может легенды тут есть местные?

- Да что-то я ничего такого и не помню…

- А можно фотографии посмотреть?

- Смотрите. Вот отец мой в молодости, вот он с матерью. У него борода была, он мужик был – не я. Вот недавно сестра моя родная, которая в Кировске умерла, с 20-го года.

- А вот мы слышали про гаг...

- Могу про гаг сказать.

- Расскажите, пожалуйста, что с ними делали, про пух.

- Пух – да, было. Собирали. Вот она выведет гнездо, уйдет с птенцами, идем, собираем. Заповедника тогда еще не было. И собирали пух. Вязали, шерстяные носки, рукавички. Придешь с рыбалки, руки горят.

А вот по поводу сбора яиц. Вот, например, мы рыбачили с отцом, у нас три гнезда было рядом. Вот она садит яйца. Это в войну было. Лежат 3 яйца, - бери одно. Одно беру, через два дня прихожу, опять одно беру. Она опять несет. Если ты все возьмешь, она нести не будет. Можно даже из трех два взять, одно оставить. И притом, батя когда-то мне так говорил: «Если уже когда поздно, время подошло, что уже, так вот, чтобы я взял яйцо и он говорит: Ты сначала в воду его попробуй, если запарено, обратно принеси, в гнездо положь. Если не запарено тонет, если запарено, оно всплывает. Зачем брать из гнезда яйцо, если ты его сваришь и выбросишь. Так вот я попробую, если оно тонет, я беру, если не тонет, я обратно в гнездо несу. Вот так.

- А этот пух продавали, торговали в старые времена?

- Мы, например, собирали не торговали, а все самим. Ребятам-то надо, носки, свитера вязали, рукавички.

- А сейчас до сих пор у вас эти вещи из пуха?

- Нет, последний свитер был давно, его моли съели.

- Сейчас гаг охраняют на этих островах?

- Ну как охраняют? Чего там охранять.

- А Вы не знаете, в какой-то момент, видимо, когда в Кандалакшу приехали много из разных мест, стали здорово их бить.

- Да, били, били, вот эти–то приезжие все.

-И в какой-то момент их почти не осталось, да?

- Нет, не сказал бы, но уничтожали крепко.

- И поэтому они заповедник сделали?

- Да заповедник-то он и основан на охране гаг. И так бы его нечего им делать. Но сейчас-то ничего, много их.

- А вот у вас военные фотографии, да?

- Да, есть.

-А вы где служили?

- Я в Отмалавке служил, это около норвежской границы. Слышали, Старая Никель? Ну, Лиинахамаре, слышали, порт? Бывший финский. Я от него недалеко служил. В Печенге я.

- А с какого года вы?

- С 30-го. Я в 50м ушел.

- А во время войны там как было?

- Во время войны тут туго было, туго. Ну, я уже большой был, мне уже 11 лет было, война началась. 12-й год был. Война началась - июнь, а я 13 апреля рождения. Мне уже 12-ый год был, так что… В общем, спокоя не давали здесь нам. Как ясная погода – все, бомбили. Бегали вон прятались к речке, под лодки. А потом, когда церковь разворочали, кое-какое они сожгли на дрова, а вот там маленькое убежище сделали, вот за этим домом. Туда потом мы ходили. Один раз мы там были, вот здесь вот бомба упала, 50 метров. Приходим, а у нас все рамы, все выбито. Вот этот дом был построен на этом месте, свернуло его. А бабка под печкой была, так осталась жива. А тот вот дом, крайний, разворотило тоже, его и сейчас только и достроили недавно. Так не восстановили уже, какой дом был. А отец мастеровой, так сразу раз, раз, дело-то было зимой. Холодно. А часы вот полка была, вон где кепка висит. Упали часы, будильник старый был. Упал и ходит. А вот здесь провода порвало, все. Так еще собаку убило. Побежала она, замкнуло и убило.

В войну нам здесь так - месяца два по 250 гр давали, и потом хлеб с полынью примешивали. Вот гадость-то была! Горький-горький такой. Если бы не англичане, мы бы здесь померли все.

- Англичане помогли?

- Конечно, караваны шли. Мы сколько хлеба черного не ели! У них же ржаного нету, пшеница, у них белый хлеб. Мы долго хлеба черного не ели. Они нам помогали: и консервы, и все. Ну и мы, что могли в войну.

В войну грязно там, бомбили, плохо рыба клевала. Так вот колючку ловили, маленькая рыбка с такими колючими.

- В речке или в море?

В море и в речке. И уху варили. Вот ее сестра еще и умерла от этого. Жирная уха, замечательная, а рыбу саму хвостик только ешь. А она небольшая была, так вот наелась чего-то и умерла.

- И все годы войны вы были тут?

- Тут, тут. Все годы войны мы были тут.

- А отец, воевал?

Чернику собирали, морошку, ягоды на зиму, все. Грибы, в общем, все, что природа давала, брали.

- Места у вас чудесные. Мы вот расспрашивали, откуда только не приезжают отдыхать сюда. Из Москвы, Питера, Мурманска… Кто-то вообще из Белоруссии.

Здесь, между прочим, из Белоруссии много жителей. Здесь они осели.

У нас часто приезжают… Вы не бывали там, на Меньшом Питкуле? На лабиринте? Он подразрушен, я-то застал его еще не в таком виде. Сейчас просто камешками выложено. Раньше-то все как-то. Он осел уже. Это его потом чуть-чуть наделали.

- А для чего, не знаете, он был?

- Это сделали заключенные, политические, лабиринт вот этот. А вот почему, я не знаю.

- Там стоит табличка, что это сделали 2 тысячи лет назад.

- Сколько? Да ну, нет, нет. Вранье.

А памятник видели здесь? Отсюда видно. Вон. Партизанам. На мысу.

- А у вас такое место «печка» называется. Потому что камни теплые, нагреваются?

А ничего вам не говорили, что вот ту сторону у нас Японией называют? Это в смысле того, что в отдалении. Раньше вот как было: им, чтобы попасть, единственный мост был в городе там где-то, им надо переезжать, у них там ни магазина не было, ничего не было. Чтобы в магазин попасть, надо к нам на лодке ехать, а в распутицу, как. Ну, их и назвали «японцами».

- А там древние какие-нибудь есть, те которые давно живут? Поморы там остались?

- А я сейчас скажу – а никого. Одна Нина Каноева с моего года там живет. Вот есть еще. А постарше по-моему никого нет.

- Нам рассказали, что есть какое-то семейство, род с 14 века живет. Но сейчас-то наверное только молодые остались, стариков нет?

- Стариков, конечно, никого нет, вот я самый тут старый. Вот недавно двое ушли: один 24-го года Меркулов недавно ушел, только я и остался один.

- Сейчас мы шли, в основном заброшенные дома стоят?

Конечно заброшенные.

- Все в город перебрались?

- Да, да.

- А остались еще какие-то старые поморские села?

Вот Колвица. Но там тоже все заброшено. Да и Лувеньгу-то забросили. Это же сперва такое передовое хозяйство сделали, настроили там всего, все и развалилось. Это как советская власть ушла, так вот. В Колвице там тоже, почти никого местных нет. Все там дачи, которые построили. Вот Славка Фомин с той стороны, там живет, в Колвице. Теперь вот ликвидирована деревня, между Умбой и Колвицей была, Порья губа. Ликвидирована деревня совсем.

- А было общение между деревнями?

А как же, как же. Они все время к нам… Сообщение-то какое было – на оленях. Зимой к нам на оленях по заливу приезжали. Мясо привозили, рыбу привозили, торговали.

- А вы к ним?

- Нет, мы к ним не ездили. Чего там… А тут все-таки население вон какое.

- А какое население было поморское, много было?

- Ну, как сказать? Здесь ведь потом соединили с городом, мы же не разделены село и город, почти вместе. Потом стали ведь все работать, все в городе все работали. Кто на железной дороге, кто на консервном заводе.

- А вообще помор, это что, что за человек?

- Поморы и есть поморы. Кто на море родились. Не только мы здесь поморы, в Архангельске тоже поморы. Просто человек, родившийся у моря, вот и помор.

- А какие-нибудь вещи традиционные, которые делали ваши мать, отец, вы делаете?

- Поделки что ли? Нет, ничего не делаю.

- То есть в основном рыбу ловите, ягоды, грибы собираете?

- Пока могли, ходили. У нас вот здесь мост недалеко был, так раз они неправильно сделали большой сброс воды, и снесло мост. Теперь вон там мост, а то здесь у нас рядом был. Надо было постепенно сбрасывать воду, а они сразу, и мост снесло. Мы и ходили за речку рядом.

- Спасибо, что все нам рассказали…

- Так что, особо-то я ничего не могу… Вот острова отобрали, не пристать. Я вот уже лет 5, может даже 10, уху не варил даже на острове.

- А обычно там, на острове?

- Все там, конечно, там. Сейчас вот что… Не знаю, может мы сами, люди, виноваты. Сейчас я костер разожгу, подъедут, мне не расплатиться. Штраф такой дадут, что будешь платить 5 лет. Так что не до чая тут, и не до ухи. Везешь домой. Ну, а дома уже не то. У костра там или как. Вот в чем дело. Теперь, сетей ставить не дают, раньше мы сетями ловили все.

- Ну, а цель-то вашей поездки какая?

- Мы приехали сюда в заповедник…

- А на Ряжкове-то были?

- Нет, не были…

- Так а как же? Это у них самая база основная в заповеднике, на Ряжкове.

………………………………………………………………………

- Вина никогда не беру. И не брал. Это у нас не принято. Сейчас почему и тонут. Сейчас, чтобы поехать на лодке, надо иметь жилет. Нет, – значит 500 рублей тебе штраф. А если нажрешься там, так никакой жилет тебя не спасет. И тонут. Тонут, потому что пьют! Трезвый человек редко на воде потонет. Которые на моторках еще – где-нибудь стукнется там. Сделал резко разворот крутой – перевернулся. Ну, а у нас долго не наплаваешься ведь в воде-то. А теперь вот видишь, покупай этот жилет, где хочешь. Каждый, вот если ты посадил на лодку человека, вот я ее повезу, а у ней жилета нет, а у меня есть, значит, мне - 500 рублей. Вот так.

- А зимой тут как?

- Да как? Вот сейчас вообще стало – дорогу не чистят. Бывало, ходишь – тропу натопчешь, так вот так ходишь. А не чистят. В общем, все стало по-другому. А при советской власти все было нормально. А сейчас никому дела нет.

- А как было, ведь дни короткие, как проводили время, что делали?

- Работали. Это сейчас я на пенсии. А то работаешь, пока придешь… А в моих условиях – надо дров напилить, надо наколоть, надо печку истопить. Ну? Воды принести. Так что тут…

- А рыбу зимой можно ловить?

- Так вот, на удочку-то. Я вот по ведру привозил. Последнее время стала треска такая мелкая, а то вот такой по ведру привозил, науживал.

Голодных Василий Кириллович. Кандалакша, ул. Колхозная, д. 13.

Интервью 10.08.2007.

Беседовали Пенская Дарья, Радковский Алексей, Катамадзе Константин (группа Н.Ф. Штильмарк, Москва).

Расшифровка аудиозаписи А. Горяшко

- Вот мы вспоминали, что вы говорите, и стало интересно. Вот вы рассказывали про заключенных. Если можете, поподробнее, где они были, откуда они приходили сюда к вам в церковь, что они делали, чем они занимались?

- Так ведь здесь, когда Советская власть пришла, раскулачивали и ссылали сюда, на север. Вот в ГЭС-2 первая тогда была построена вот этими раскулаченными, высланными людьми.

- Что это были за люди? Они сюда приходили в церковь?

- Это-то необязательно. Но жители-то приходили, из Зашейка даже, из Зашейка.

-Это далеко отсюда?

- Ну, напрямую 30 километров. С Пин-озеро, значит, Нива-2. Приходили сюда, церковь-то одна была.

- А вот политзаключенные и раскулаченные – это разные люди?

- Так как, они все под одну статью, наверное, подходили.

- А вы с ними не были знакомы?

- Где это! Я ж тогда еще под стол пешком ходил.

- Чем они отличались от местных, кто здесь жил?

- Я не могу сказать. Я ведь тогда еще маленький был. Да чем они могли отличаться. Вот он имел, например, там, 2 лошади, его и раскулачили. Сам трудился, сам себя кормил, а как же так - 2 лошади-то у него, что ты! Это сейчас мы так думаем, а тогда так ведь подходили.

- Мы слышали, тут кругом лагеря были.

- Вот на Ниве-3 лагерь был, в поселке Лесном. Здесь не было. Вот в Княжой, там и сейчас есть. Еще передавали, что теперь они сами себя не окупают. Ну, 30% работают, а 60-70 % не работают – работы-то нет. Приходится им и сидеть, и государство же их и кормит. Раньше-то как было, что они сами себя оправдывали, да еще государству прибыль давали. А сейчас и таким-то людям нет работы, не только им. Ну и лагерь большой в Ревде есть.

- Лабиринт вы говорили, они клали, что у Барыни.

- Нет, это за Барыней. Меньшой Питкуль.

- А как они туда попадали?

- Так это просто… ну были же люди, им чем-то тоже заниматься надо было, вот они и устроили там.

- Так что, некоторые освобождались и оседали здесь, а потом ходили?

- Нет, зачем, так они просто в свободное время. Были и такие, конечно, которые оставались здесь.

- То есть их не держали в лагерях. Они там находились, но могли выходить оттуда?

- То есть вы говорите, что лабиринт это они сложили?

- Это вот политические.

- А раньше там не было ничего?

- Раньше? Нет, не знаю. Это вот в эти, в те года вот, революционные. Вот в это время посылали, там сделали вот это все.

- А откуда вы об этом узнали? Все тут рассказывали?

- Да, все говорят.

- Да нет, раньше-то, отец, вроде, говорил, что раньше ничего не было. А потом сделали вот они. Вот едешь вот по берегу, вот тут вот причал сделали. Там кучи камней назаготовлены. Это вот заключенные, когда порт строили, надо было загружать ряжи-то…

- Когда его строили?

- Порт-то? Ну вот в каком году? Ну вот они, значит, грузили камни, собирали камни в кучи. Потом баржа подходила, они грузили и увозили в порт. А в порт закладывали ряжи такие камнями.

- Когда это было-то?

- Ну в каком году порт наш строили? Году, наверное, в 15-м или там в каком.

- А камни откуда они везли?

- Как, а на берегах. В кучи собирали, а потом подходила баржа, и они грузили и сюда вот возили. Они еще вот остались, не все вывезли.

- Ну уже и не вывозят?

- А что, кому они теперь нужны камни-то.

Мы из поморских семей Жидких вспоминали. Это поморская семья. Там одна, значит, Галина вела записи. Она, насколько помнит, - 6 поколений их родственников.

- А где они?

- Да вот здесь. Она не знаю, где сейчас живет. Да вот вчера по телевизору ее показывали, Галину Жидких. Вот она занимается, начала раскапывать это все. В общем, дошла, что 6 поколений их родственников здесь, в Кандалакше Нижней. На поколение сколько, 60 лет можно дать. Вот. 400 лет назад. Я и говорю, что там Кандалакша примерно звучит там 1600 год, где-то вот так.

- А вот вы говорили, что рыбачили, охотились, ездили куда-то с отцом за 60 километров, далеко.

- За 75 даже.

- А вот куда ездили и что там делали?

- На озера. Йоканские порожки называется.

- А что, там рыба другая?

- Там вот в чем дело: с залива едешь – первое озеро. Заезжаешь в первое озеро, там рыба смешанная.

- По речке?

- Нет, два пролива. Они ж связаны с морем. Там и вода такая полуопресненная, соленая и все. Там рыба и морская и озерная. Вот проезжаешь это озеро, и там вот так вот выше, и по ручью метров 10 лодку перетаскиваешь, - на следующее озеро. Там уже только озерная рыба. А в чем соль-то? Что не надо идти пешком нигде. Прямо на лодке это озеро проехал, на то. И там опять рыбачишь на лодке. А если на другое озеро идти, надо на берегу лодку оставить, надо пешком по лесу, по горам идти куда-то. А тут мы, не вылезая с лодки.

- Расскажите еще, пожалуйста, что вы ловили, какую рыбу.

- Ну вот какую: окунь, щука, сиг, редко язь попадал.

- А морская какая-нибудь?

- А морская – треска, камбала, изредка зубатка попадала.

- А сколько вылавливали?

- А когда сколько.

- А вот как бывало?

- В общем, как бы ни бывало, а пудов по 10 в кладовке всегда бывало, на зиму.

- Ну а так за раз поедете...

- Ну вот селедку, например, мы ставили… Были случаи, что попадало по 30 пудов. За раз. Это 4 сетки ставишь, и пудов 30. А так пудов 10. А когда и на уху только. Когда как.

- А как по сезонам? В этот такая идет, в этот другая?

- Нет. Ну вот семга в зависимости от реки шла. Она примерно шла так вот в июле пойдет уже. Сейчас вот подходила. Когда? Дня 3 назад вон горбушу собиралась вот здесь.

- Ловили?

- Нет, я-то уже не ловлю, вот браконьеры, все надо воровать. Ну есть, конечно лицензии, так берут. В Умбе там. Да везде. А мне где там до рыбалки, мне уже…

- А как на рыбалку съездили тогда?

- Съездил. Ловил.

- Сколько пудов?

- Ну не пудов, но уху сварили, две сковороды нажарили. Так что бабку накормил я.

- А как вы уху варите? По особенному как-то?

- А как по-особенному? Вот потрошишь. Ну, у нас «воекса» называется, это печень по-нашему. Потому что без воексы уха не то. Потом штанишки такие вот, это икра. Их тоже берешь, в уху. Там соответственно лавровый листик, картошечки прибавишь. И ушку так поели, замечательно. Но все равно! Там уху сварить вкуснее. Здесь уже дома не то. Два керчака выудили, одного вот такого, другого такого. Ну, а чайка рядом сидит. Орет, рот открыла. Я говорю этому, Мишке: «Ты давай-ка его, топни пару раз по башке, керчака, и брось». Вот она схватила и – большой – и поволокла на остров. Там села и ест. Он говорит: «А чего?». Я говорю: «Да не успеет она схватить». И точно: вот такого маленького я поймал, он не убивал ее, а бросил. Она пока прицеливалась, он удрал. Так это, не успевает она сработать, он уже… Я сколько в том году давал, а потом понял, что бесполезно – надо его сначала убить.

- А зачем давали-то?

- А зачем? Она просит. А зачем мне керчак-то?

- Его не едят?

- А вы рассказывали про войну в прошлый раз. В войну как собирали, ловили здесь как-то по-особенному?

- Как, так же, сети ставили мы.

-Может, каким-то другим способом?

- Нет, тем же. Способ один: крючком, на удочку, сетями.

- Ну вы говорили, что тут бомбили сильно.

- Да, бомбежки были. И особенно вот вода грязная была, плохо клевала там в горле Белого моря особенно. А вода-то ходит взад-вперед. Вот сети поставишь, 2 воды, сутки простояли – все, вынимай, надо обязательно мыть. Ячеек почти не видать, вода такая грязная была.

- А вот вы рассказывали, как собирали яйца гаг. Так, что взять и оставить одно – это откуда такое пошло?

- Это обязательно. Это так меня отец приучил, и еще раньше было.

- Это вообще принято в округе?

- У нас так делали. Да, потому что не нахальничали. Вот есть три яйца, например, забери все – она прекратит и ничего не выведет. А вот взял 2 яйца, потом она штук до 10 может нести. Потом уже – раз. Вот у нас мы рыбачили – у нас три гнезда было. Вот мы потихоньку брали-брали, а потом, когда 4 штуки уже осталось, мы уже не стали брать. Она запарила и тут же вывела, и тут же плавает с утятами, рядом.

- А вот это определение, что есть ненасиженные и насиженные…

- Ну это чтоб определить, берешь – и в воду. Прежде запомнить, где гнездо – и в воду. Если всплыло – значит, обратно несешь в гнездо. Если утонуло – значит, можно брать.

- Это все так вот делают?

- По-моему… Ну, я говорю как лично мы с отцом делали. Чтоб не губить, зачем?

-А интересно, тут вы про округу рассказывали, про церковь старую.

- Вот стояла, да она и стоит сейчас. Здание стоит на том месте.

- А фотографии старой церкви не остались?

- Нет. Вот она, вот здесь. Около строения Жидкого. Не бывали?

Сейчас-то там что не знаю, а вот к Жидкому подошли, где у него дом-то высокий построен, а вот церковь старая там стояла. Она и сейчас стоит. Здание стоит. Был заповедник в церкви. А пока новое здание не построили. Да, контора заповедника. Еще я помню в подвале два медведя привезли – Мишка и Машка. Потом их куда-то увезли.

- А вот раньше-то немножко пройти – там леса были, вы сказали.

- Вот недалеко вот здесь, где база оптовая, мы морошку брали еще здесь.

- То есть леса на вашей памяти были, да?

- Так когда они исчезли, когда их вырубать стали?

- Ну когда, вот, в 20-е годы. Я еще пацаном застал вот здесь вот, на болоте.

- Тут болото было?

- Болотина была крепкая. Потом заготзерно построили базу, я еще пацаном застал, морошку собирали вот здесь.

- А фотографий нет?

- Фотографий нет, раньше чем фотографировать?

- Может, есть фотографии, где, допустим, вы стоите с отцом и какой-нибудь вид можно посмотреть за вашими спинами. Нет такого?

- Нет, нет.

- А вот как-нибудь изменилось, может, вы помните, какие-то деревья, животные стали исчезать, новые появляться?

- Сажали их?

- Сажали, вон они какие вымахали, смотри, вот.

-А раньше тут тоже были деревья? Больше деревьев, чем сейчас?

- Нет, меньше деревьев. Меньше было. Вот 2 березы стоят, Борис Артамоныч был Полежаев, я еще маленький был…

- А кто это Борис Артамоныч?

- А старик был такой. Вон две березы вон стоят. Одна была, вон, которая слева, вот я еще пацаном был. Сколько мне было, чуть-чуть лет-то там, лазили по этой березе. Так вот сколько ей лет? Так она тогда уже большая была. Так вот считай. Ну лет, наверное, 150, наверное. Я думаю, сколько береза живет, я не знаю, но думаю так: если мне почти 80, а она уже вон какая была. А Борис Артамоныч Полежаев у него сын один в КАЗе работает монтером, а второй в школе физруком работал, бывший моряк, Евгений Полежаев. Не помню, в 10-й школе, в какой он.

- А моряк-то здесь жил?

- Он здесь жил потом. Вот их дом, вот был здесь, вот сейчас где вагончик только стоит. Дом снесли, разрушили дом, ага.

- И время от времени на кораблях он куда-то плавал?

- Он служил на Северном флоте в войну, потом демобилизовался. Сначала они жили здесь, а потом в город разъехались, все в городе стали жить.

- А вот когда вы про свою семью рассказывали, про зверобоев упомянули. Расскажите, что это были за люди?

- Так я не могу подробнее рассказать. Я знаю только, что в горло Белого моря на промысел тюленя каждый год ездили. Ну бригады создавались и промышляли там этого. Тюленя. Ну вот я как раз и говорил, что вот.

- А как бригады создавались?

- Ну как-как. Вот собираются они и едут. Они сговариваются между собой и едут.

-А как они этого тюленя добывали, чем?

- Так вот они кто как. Ведь и тюленя можно бить не обязательно с ружья. Есть такая палочка, вот по носу ударил, и все, больше ничего не надо. Ну, дубинка какая-нибудь. Ударил по носу, и он мертв. Вот по носу. Это я слышал такое.

- А что с тюленем-то делали?

- Как чего?

- Зачем он нужен?

- Шкура, шкура. А жир, жир тюлений.

- Продавали?

В войну и продавали на базаре. Картошку жарили еще на нем. Между прочим, он пахнет рыбой крепко, но зато питательный, не чета вот даже свиному. Он намного это ну как бы калорийнее. Продавали кусочки нарезанные вот такие на базаре в войну. У меня и сейчас шкура этого морского зайца.

- А у вас она когда появилась?

- А мы его... Кто-то его, наверное, стрелял, и его на Еловый остров прибило. Мы с отцом его… Ну вот такой вот, наверное, разделали. А никак его больше. Ну он еще, вроде, живой был. А потом мы его вытащили на полной воде. Вода ушла, мы его разделали. Вон шкура у меня на чердаке. А жир, жир ведь раньше как: сапоги мазали, варили деготь, смазки-то не было. Вот сапоги мазали. Раньше резиновой обуви не было, шили сами сапоги, кожаные. И мазали. Вот жир шел на это. Куда-то еще, может, шел.

- Мыло варили…

- У нас-то нет. Может, где-то и варили.

- А как вы думаете, что изменилось: ловили рыбу, грибы собирали, ягоды, охотились. Что сейчас изменилось?

- Где новая церковь?

- А рыбы было больше, чем сейчас?

- Да ну как сказать, по-моему, больше было.

- А по размерам она как?

- Селедка и есть селедка. Наша селедка. Не Баренцева селедка там, а наша местная селедка. Она вот такая. Ну бывает вот и такая, бывает и такая. Ну не та, не атлантическая сельдь. Значит, своя местная сельдь. Мелкая. Но она вкуснее. Вкуснее, конечно. А вот с тони потом на лошадях. Канала раньше не было, лесная путина ловят. Ловили, на лошадь, по полю везут, затем на консервный завод сдают.

- А там деньги давали?

- Да, деньги. Ну а как же, деньги платили. А в войну еще отоваривали мукой.

- То есть продукты взамен давали?

- Да, продукты.

- А вот избушки вы говорите по берегу моря?

- Везде были.

- А когда их поставили?

- Это их поставили, они давно поставлены.

- Это что, поморские такие?

- Да, поморские.

- А как их делали, не знаете?

- Ну как делали? Как дом делают, так и… Ну избушка она тот же домик, только маленький.

- А может знаете, тут вот еще по берегам островов некоторых стоят кресты деревянные большие. Но это не могилы, а просто стоят. Что это?

- Это как ориентиры они.

- А почему крест?

- Ну а чего же? Палку поставить что ли? Так лучше крест поставить.

- Ориентиры для кораблей?

- Да, это они поставлены были в основном как ориентиры, конечно.

- А вот что-нибудь про староверов. Тут как с этим было?

- Да тут были. Вот один был вот Пушкарев старик. Тот был баптист. Он в церковь не ходил, у них своя вера какая-то. Ну и слышал я, что были, некоторые староверы были.

- Но не очень много?

- Нет, нет, нет. Вот я помню хорошо вот его, что он старик-баптист был вот этот Пушкарев. У них ведь это как это своя вера у баптистов. Они же не идут в церковь.

- А вот скажите, тюленя вы выловили на Еловом острове. А вот еще всякие названия островов: Еловый, Березовый, Олений, Овечий. Почему они так называются?

- Я не знаю. Но вот если Телячий, например, Олений. Видимо, я вот так думаю: не приходилось просто мне… Почему так назвали. Вот Овечий я знаю, например, почему: туда овец возили на лето.

- А как везли?

- В лодке. В карбасе. Вот их там выпустят, и они там питаются.

- А карбас большой?

- Большой.

- А потом в конце лета…

- А потому их ловят там и возят домой. На все лето: и кормить ведь не надо, ничего. А потом, значит, прекратили это дело. А приезжают, привезли 50, увезут 30. Понял, да? Вот так.

- А когда это началось?

- А вот Олений не знаете, почему так называется?

- А Березовый, вот не было там берез?

- Вот Меньшой Березов он называется. Там ни одной березы нет. А я знаю точно, что он сгорел. Это он сгорел еще в царское время. А на месте горелого выросли одни сосны. Вот он сейчас весь в соснах. А так название-то осталось Березовый.

- А пожар когда был?

- Это, не знаю примерно, когда, но, в общем, в царское время. До Революции сгорел. А потом вот на горелом месте этом сосны. А березы ни одной. А название-то осталось.

- А вот вы сказали, что раньше с выпивкой никогда на лодку не садились. Когда началось такое, что стали выпивать?

- А вот как городские стали ездить на море, они раньше не ездили.

- Ну это когда?

- Когда у них лодки появились. Ну, уже после войны. Это вот, когда тебе сказать. Это вот в 50-е, 60-е годы. Вот только оттуда пошло. У нас не принято было, у поморов. Вот я сколько с отцом ездил, или вот он на охоту собирается – спиртного никогда не брали. И вот я с ним ездил сколько - никогда. У нас не принято было бутылку брать с собой. А вот потом молодежь вот пошла, уже потом, эта уже без бутылки не ездит. Теперь все ездят так.

- А что было на месте порта раньше?

- Да ничего там не было. Просто берег обыкновенный. Берег был, и все.

- А порт мешает?

Да его особо не мешает, но когда здесь начали грузить, выгружать этим открытым способом эти апатиты – приходишь вот дрова брать, например, здесь. Они все... В общем, гадости было много от них. Как оттуда подует, ничего, и порта-то не видно было. Ветром такое надует, что… Вот это заразы было много. Вот это… это открытым способом они делали. Потом. Сейчас-то, по-моему, у них не поступает.

- А как это прекратили, не знаете, почему?

- Писали. Да. Жаловались. Ну конечно, ну что ты, невозможно, все серое кругом.

- А вот не знаете, есть такой. Вот вы говорили про свою фамилию финскую изначально Таурьянин, так есть такой Анатолий Федорович с Черной речки, не ваш родственник, не знаете? Он с Карельских берегов, оттуда.

- У меня вот, например, тетка, матери моей сестра, вышла замуж и уехала в Кереть. Черная речка, Кереть – там они рядом. И вот она родила … так… раз, два, три … пятерых детей. Вот они оттуда с Керети.

- Но вы их не знаете?

- Кого? Братьёв-то своих? Они ж двоюродники мне.

- Знаете, а как их зовут?

Вот один – Алексей Павлович Черкасов, в Петрозаводске, умер, он года с 15го, наверное, был. В Лоухах Петр – начальник радиостанции был, умер. Не умер, в партизанском отряде его в войну финны… глаза выкололи, в общем его там поймали в партизанском отряде, их уничтожили. Потом Женька в Беломорске жила, умерла. Сейчас, значит, Шура одна есть в Сортавале живет. И Либерова Клава. Тоже Черкасова, по мужу Либерова. Вот жила еще здесь с 20-го года. Живет в городе.

- Ну у них и дети есть?

- А как же. У ней вот один сын, у Либеровой. По-моему мастер спорта он был или нет по слалому. Никого их нету у меня. Все. Вот Клава, старшая, осталась. Сестра моя родная вот в Кировске умерла вот недавно последняя.

- А вот лодка вы рассказывали у вас старая.

- А вот на берегу у меня.

- А можно будет потом посмотреть на нее?

- Можно, пойдем.

- А может покажете нам потом еще дом ваш старый?

- А, могу. Эту лодку мы с отцом вот здесь на огороде в 58-м году сделали. А я инспекцию надуваю. Если я скажу, что 58-ой, они мне не зарегистрируют. А я им лет на 20 ее омолодил. Они думают, что так оно и есть. Конечно, мне не пройти техосмотр, а на самом деле лодка-то хорошая. А не спускал я ее потому, что речку пустили в этом году. Мне нельзя, я уеду, а мне обратно не подняться. А бросать лодку там не хочется.

Выносить приходится с берега на зиму. Два раза уже замок сломали на берегу. Плащ-палатку украли. Вот видишь, плащ у меня, так я на берегу не оставил его, принес домой. Потому что придешь, его может и не быть. Ну сейчас вор, в основном на него грешили, так он умер. Сейчас пока спокойно.

- Знали даже кто?

- Знали. В основном охотятся на алюминий. Котелок есть, так котелок упрут у тебя.

Все заросло в этом году. дожди, дожди…

…В гору. Отец с работы придет, - корова. Надо воду носить. Так коромысло, ушат с ушами, и вот на речку за водой. Колодца не было. Теперь, значит, дров. Надо где-то привезти, и все выгрузить в эту речку, и все в гору домой повыносить. А у нас русская печка была, плита и голландка. Это 25 кубов на зиму дров. Дрова вот такие вот были, как в пекарне, и все надо было выносить в эту гору.

А вот здесь стояла наша баня, на этом месте. Наша, личная. Отец потом, - невыгодно стало ее держать, баня каменная открылась в городе, - продал. А с нее этот, который купил баню, дом построил. Пристроил половину, и дом. Здоровая была баня-то. Дом этот сейчас сгорел, хозяева умерли. И дети умерли.

- А это старый дом справа стоит?

- Нет, этот нет, года сорокового.

Вот нынче-то еще ничего. А то больше как пустят, так все /про речку?/.

Вот и лодка. Не спускал в этом году. Речку пустили, так нельзя спустить. Вот ей, 58-ой, так сколько уже – 48 лет.

- И не смолили, ничего?

- В этом году нет. Смолы-то нету.

- А где брали?

- Раньше-то была смола, покупали. А сейчас гудроном. Разведешь гудрон, и… Но ездил в том году, не течет, ничего. Потихоньку. Мотор стоял одно время.

- А парус можно на нее приспособить?

- А я без паруса не езжу. Парус у меня там на чердаке. Вот это и езжу я, один. Напарник умер у меня. Спускать помогают. Вот здесь стоянка ее.

- А кто напарник был?

- А Венька Юрьев был. Умер.

- Из поморов?

- Нет.

- А тут железо какое-то?

- А заплаты. Цинк. Конечно, без заплат не обойтись. Вот, отец сам шил. Мотор вот здесь стоял. Украли. С тех пор на веслах. Мотор сняли, а лодку бросили там, на заливе. Лодку знают, так привезли.

- А из чего делали?

- А елка. Из елки. Пилили доски на пилораме.

- А вот доски-то они такие кривые, по форме лодки. Как их выкривляли?

- Так там же, называются шпангоуты, девять штук. Главное, почти все цельные. Вот так перевернуть лодку, и вот так дугу. По каждой доске он подгонял. Два только срощенных, а остальные целиком садил. Подгонял и садил. Держится капитально она. Вот, пощупай. Это через всю лодку идут девять штук. А искривляли уже не мы, - природа. Копаем, ищем. Копаешь, копаешь. Лучше искать на горелом месте, чтоб видно было. А так – на болоте копаешь.

- Так это корень?

- А это что за лодка, поменьше?

- А это бывшая моя. Даже не знаю, сколько и лет. Это купили. Она лет восемь отъездила.

Тут вот сарай сгорел недавно. Вот тут сарай сгорел, Вальки Сергеева, карела. Тут карелов у нас жило много. Кругом карелы были. Все умерли.

Вот этот сарай я сделал с батей. В 43-м году мы его поставили.

Богатая река семгой была, богатая.

- Сейчас меньше стало?

- Конечно, меньше. Вот она идет, река-то, а потом ее раз, и перекроют совсем. А куда семге-то эти. ГЭС перекроет. Это почему пустили, потому что дожди, у них там уровень поднимается, затапливает, надо открывать русло.

- А это что за объявление?

- А это хозяин повесил. У нас же воровали все кругом. Замки ломали. Вот хозяин и написал – не воруйте, ни хрена нету.

Вот тоже рухнул. Кои от старости, а кои от воды. Подпустили воду, подмыло, и он упал. Фомин хозяин, помор. Умер уже тоже.

Ну что, показать вам дом?

- Покажите!

- Вот тоже, предприниматель расстроился. Я даже не знаю, чем он занимается. Магазин, кажется, у него здесь. Тут у него все – и сауна, и баня, и гостиница, и, в общем, и дом терпимости там. Можно выпить, закусить и лечь спать. Приводят. С женщинами приезжают… Вот расстроился. У него тут дело поставлено…

Здесь вот хозяин недавно умер, Пушкарев. Здесь недавно умер, буквально месяц назад, Меркулов Василий, с 24-го года. Сейчас сын его. А вот заповедник там, вот катер их стоит. Это у них база морская на берегу. Вот там у них ГСМ, там катер стоит, на котором ездит заповедник.

Это вот дом Зайцевых был, тоже никого нет в живых. Это выходцы с Порьей губы.

Вот домишко, тоже все умерли. Бабка Пушкарева, Мартыновна, умерла. Тут пол деревни Пушкаревых. Жидких, да Пушкаревы.

Вот тоже Пушкаревых дом, но это сын, на «Скорой помощи» работает, 45-го года рождения.

Это их дом, заповедницкий, квартиры.

Вон памятник интервенции стоит. Когда англичане здесь были.

- А тут дома стояли раньше?

- А сейчас перестали вдоль берега селиться?

- А не знаю. Раньше-то хорошо было. Лодка рядом, вода рядом. Все же ездили.

Вон чаек сколько плавает! Вчера мы видели, белуга ходила в заливе, а чаек было! Ну, видимо селедку. Она просто так не ходит. А чайку – смотри как природа обделила. Морская – такая птица, а нырять не может. Вот может нырнуть сантиметров на 20 с разгону, а дальше – все, не дано. Почему, не знаю.

Во, сегодня штормит как! Сегодня и на парусе бы не поехал, наверное. Не дай Бог, сломит мачту, и все.

- А на веслах-то не выгребешь…

- На веслах выгребешь, но куда?

- А часто ветра тут такие?

- Да как какой год. Вот в этом году нас заморило дождями. Вон у меня как заросло, никогда так не было в огороде.

А вот девятый причал, уголь, который на погрузку. Что-то в этом году и пароходы не стали ходить. Навалили угля-то, а лежит сколько, не вывозят.

- Скажите, мы вчера шли от лабиринта к Кандалакше, и видели там какие-то камни навалены, такое впечатление, что это остатки военных укреплений. Какие-то ямы 2 на 2 метра, камнями обложены. Это так?

- Нет. Там не было. Там, я только говорил, что кучи собранных булыжников для порта остались. А военных укреплений там не было. У нас единственно на Большом Березовом пост был морской, оповещал, когда самолеты появлялись, по телефону сюда тревогу сообщали. Ну, и кабель еще шел через весь залив с Рязановых /?/ озер в Ковду, по всему заливу. Это связь была в войну. А больше ничего здесь не было.

- А партизаны были?

- Были. Вот они с англичанами-то… В Лувеньге у них столкновение было крепкое. Но они, видишь, их тоже, преследовали, они в лесу скрывались. А местные их снабжали продуктами. Так в лес пойдут – за всеми-то не усмотришь. Да они сами-то в лес и не ходили, англичане. Они же вооруженные, люди военные. Их сколько было! А тех всего было человек 25.

- А отсюда были?

- Были. Вот Кяльмин. Вот здесь вот Кяльмина дом стоял, партизана. Потом Пильсихин /?/ был, крестный моего брата. Иван Иваныч был. Вот их трое я знаю, партизаны. Вон как раз его дом, Кяльмина. Сын недавно умер, Юрка, на КАЗе работал.

- А откуда сплавляли?

- С Имандры. По Ниве, по реке по нашей. Мой батя как раз был десятником на реке здесь. И увозили на Беляевский завод в Умбу. Доски они пилили, там пилорама была, все. Англичанам продавали, всем продавали. Торговали лесом, любые доски пилили.

Вон, видите, малая сторона. Недавно вон вышку они поставили, пробурили, это вода. Притом, весь берег усеян, весь берег в источниках. И вон там дом был построен, так 5 ключей было под полом. Пришлось снести дом.

- А на той стороне тоже домов было больше?

- Да, было больше. Это сейчас, последнее время, 10 лет, вот там построили, там. А то вообще было… Вот еще партизан был, Фомин, из-за речки, у него сейчас сын мастер спорта по лыжам. Пенсионер тоже, ему сейчас годов 70. Сейчас с женой в Колвице живет, на даче. Во-он его дом, где дорога идет, слева сразу дом.

- Значит еще остались старые дома?

- Остались, остались. Вон еще старый дом Мошкова/?/, окна белые.

Вот это морская база заповедника.

- А до заповедника что-то было на этом месте?

- Нет, ничего не было. Просто вода заливала, да и все. Подняли немного.

Эх, пробурили скважину Меркуловы с Пушкаревым напополам. Метра 22, что ли. Мишка уже поил меня водой. Холодная, чистая, ух. Неделю бурили, наверное. Специальная установка приходила. Но вода хорошая.

О Жидких. Приезжаешь, выпиваешь, моешься. Все что хочешь. У него тут все ночью можно найти, вплоть до птичьего молока наверное. А это же деньги стоит. В магазине найдешь за 20 рублей, а у него 50 будет стоить. Начал с продажи… Сидел в тюрьме, не знаю за что, а потом начал торговать этой гадостью-то, заразу-то продают эту, с этилового спирта, стекла-то моют… Соседка моя уже четверых уморила, умерли от ее водки. Венька, Ваня Коноплев, Валька Сергеев, всех вокруг заморила. И ничего. А сама медсестрой была в больнице. А зачем ей работа, когда она тут заработает вдвое больше.

А это все – тут дом, там, все карелы жили. Тут сарай стоял, лошадь держали. Этот вроде с Кестеньги был. Сейчас уже лошадей не держат. А они любили, они без лошадей не могли жить, карелы. В основном чем они занимались? Лесозаготовкой и сплав леса. Финны и они сплавляли лес, русские мало этим занимались. А попробуй-ка по такой речке на бревне прокатиться! Багор втыкает и стоит, и плывет.

- А дети у вас есть?

- Три дочери, в Кировске, в Апатитах.

Жена – Раиса Дмитриевна.

Отец – Кирилл Ивнович.

вернуться на главную