Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).

 

Как мы развлекались

 

        Хотя школьные дела занимали большое место в нашей жизни, у нас было много и других занятий, помимо школы.  Когда мы были поменьше, то, как и полагается всем девочкам, без конца прыгали через скакалку и играли в «классики». У нас эта игра со сложными правилами называлась «подпиныш» (производное от «пинать», если кто не понял). Когда стали постарше, с упоением играли в разновидность лапты, которая почему-то называлась у нас «Кислый круг».

       Лет в семь или в восемь у меня появился двухколесный велосипед «Пионер». Это был первый велосипед в Зеленцах, до этого ни взрослых, ни детских, даже трехколесных, ни у кого не было. Велик был крайне примитивный, без переключения скоростей и даже без тормоза. Дорог, пригодных для катания на нем, тоже практически не было; куда ни поедешь, отовсюду торчат здоровенные камни. Понятно, что в таких жестких условиях я постоянно летала кувырком со своего велосипеда. Тем не менее, удовольствие от этого процесса я получала.

 

Я демонстрирую свой велосипед Тане Смирновой и Коле Загороднему.

 

 

         Примерно тогда же я начала осваивать лыжи, а потом и коньки. На лыжах я быстро научилась бегать довольно прилично. Причем лыжи мы использовали не только для развлечения, но и как средство передвижения, часто даже в школу ходили на лыжах. Портфели переделывали в ранцы, чтобы освободить руки, но высшим шиком почему-то было бегать без палок. Крепления были мягкие, из ремешков, поскольку на ногах были валенки. Настоящие лыжные крепления были только у некоторых взрослых. Они назывались «ротефелла» (оказывается, это название норвежской фирмы, производящей лыжный инвентарь до сих пор). Несмотря на то, что лыжи, прикрепленные к валенкам, были совершенно не приспособлены для катания с гор, это было одним из основных наших зимних развлечений. Да что там катание с гор! Мы даже трамплины строили из снега и были счастливы, когда удавалось несколько метров пролететь по воздуху.

        Слаломных лыж в то время не было ни у кого, только в самом конце 50-х в институте появился новый сотрудник, Саша Головкин, у которого я впервые увидела такие лыжи. Жалко, конечно, что слалом тогда был редким видом спорта; зеленецкие сопки – идеальное место для него. Склоны там любой крутизны и протяженности, а что касается снега, то он лежит с октября до апреля.

      Мы катались и со склонов на озере, поблизости от дома, и в лыжные походы, километров на двадцать, ходили под руководством взрослых. Конечно, такие походы возможны были не всегда, все зависело от погоды.

 

Та же компания на лыжах. С нами Зоя Михайловна Скрипова.

 

 

        Как-то раз по случаю сильного мороза и ветра запланированный поход отменили. Но мы решили, что раз уж собрались всей стаей, то потихоньку от взрослых все равно пойдем. И пошли, правда, недалеко, в конец Большого озера. Там можно было кататься не только на лыжах, но и на «пятой точке» с рубанов. Рубанами у нас назывались снежные навесы, которые образовывались ближе к концу зимы на крутых или отвесных склонах. Сначала там возникал карниз из снега, потом, по мере увеличения количества снега на нем, он начинал загибаться вниз, а поверхность покрывалась крепким и скользким настом. В идеале получалось что-то вроде снежного «лба», иногда даже с отрицательным уклоном, высотой несколько метров. Съезжать на попе с таких рубанов и плюхаться в сугроб было огромным удовольствием. Вот и в тот раз мы занимались этим часа два, не меньше. Наверное, это было в марте, потому что долго было светло. Когда мы опомнились, то было поздно. Не в смысле времени суток, а в том смысле, что все уже обморозились. Кто-то обморозил руки, кто-то нос. Я сильно обморозила подбородок, до пузырей, и ходила потом на перевязки в амбулаторию. Голова была обмотана бинтами как у Шарикова в «Собачьем сердце».

 

        Надо сказать, что одежды, подходящей для гуляния в тамошних погодных условиях, ни у кого не было. Вместо курток использовали старые зимние «польта», из которых выросли. Непромокаемых штанов и рукавиц тоже не было. Обходились байковыми шароварами и вязаными рукавицами. Все это обмундирование сначала намокало от снега, а потом замерзало и скукоживалось, так что между концом рукава и краем рукавицы всегда был голый кусок руки. Это место чаще всего обмораживали, а уж про вечные «цыпки» и говорить не приходится. Единственное, что у нас со Светкой было для надежной защиты от стихии, это кожаные летчицкие шлемы на овчине. Помимо того, что они были теплые и непродуваемые, их можно было застегнуть так, что клапан закрывал все лицо, кроме глаз. Конечно, это было спасение, но носили мы их с обычными зимними пальто, так что видок был еще тот. Жалко, фотографий не осталось. 

      Снежные карнизы представляли собой большую опасность для лыжников, особенно для неопытных. Очень трудно, почти невозможно понять, что перед тобой находится отвесный склон, а не равнина. Снег очень чистый, и все сливается в сплошную ослепительно белую поверхность, особенно в начале весны, когда солнце светит очень ярко.  У меня однажды даже конъюнктивит случился на этой почве. Солнцезащитные очки я носить не могла, потому что они были только с простыми стеклами, а моя близорукость к этому времени добралась до -6. Темных очков с диоптриями в нашей стране тогда не существовало.

 

        Коварство и непредсказуемость тамошней погоды были причиной трагических происшествий с солдатами, которые отбывали свой срок в воинской части на сопке или в стройбате. Почему-то они были в основном с юга – с Украины, из Молдавии, из Средней Азии. Было несколько случаев, когда кто-то из них замерзал, отправившись в тундру на лыжах и потеряв ориентацию из-за снежных зарядов, либо разбивался, неожиданно для себя сверзившись с кручи.

 

        Что касается коньков, то на них мы катались на Большом озере, Правда для этого было нужно, чтобы ветер сдул снег со льда. Иногда нам везло, и после сильного ветра очищалось почти все озеро. Получался каток длиной метров 200-300. Самое интересное тогда было катиться по ветру, используя полы пальто в качестве паруса. Разгонялись до бешеной скорости, так что в ушах свистело. А возвращались в точку старта лежа на спине и отталкиваясь «пятками» коньков; по-другому против ветра по льду передвигаться было невозможно.

 

Наш каток на Большом озере.

 

 

        Первые коньки у меня были очень неудобные – «снегурки» с креплениями, как и у лыж, из ремешков. Никак не получалось затянуть эти ремешки так, чтобы коньки не съезжали набок. Немного лучше стало, когда с ремешков я перешла на веревочки с палочками, с помощью которых нужно было прикручивать коньки к валенкам. Однако сама я с этим делом справлялась плохо, обычно помогали мальчишки. Лучше всего это получалось у Вовки Косинова. Вовка в то время был местным атаманом мальчишеской стаи. Авторитет его был вполне заслуженным: он лучше всех бегал на лыжах и коньках и вообще по сравнению с другими своими ровесниками был более взрослым. Словом, мальчишки его слушались. А мне он покровительствовал, и в наших постоянных стычках с мальчишками всегда защищал меня. Просто говорил: «Милку не трогать», и от меня отставали…

       Тем не менее несколько лет спустя Вовка погиб – пошел вдогонку за классом, ушедшим в лыжный поход, и исчез. Правда, это произошло, когда Косиновы уже переехали из Зеленцов в Териберку Нашли его нескоро; по-видимому, он сбился с пути, потерял силы и замерз. Так и сидел под какой-то горкой с лыжами на ногах.

      Мои проблемы кончились, когда у меня появились хоккейные коньки с ботинками. Это было счастье, можно было гонять по всему озеру без опасений потерять на ходу коньки.

 

        Все наши зимние гулянья проходили в темноте, гулять обычно выходили уже сделав уроки, ближе к вечеру, а столбы с фонарями были только около домов и вдоль дорог, которых в Зеленцах тогда было раз-два и обчелся. Так что часто единственным источником света были луна и северное сияние. Обычное, то есть не цветное, северное сияние колыхалось на небе почти всегда, напоминая своим видом голубовато-зеленоватую кисейную штору, которую слегка шевелит ветерок. Цветное сияние было редкостью. Когда начиналось это шоу, на улицу выбегало все местное население. Зрелище действительно феерическое; главное, нельзя предсказать, что произойдет в следующую секунду: то светится почти все небо, то возникают локальные сполохи, то они разбегаются струями по небу и при этом переливаются всеми оттенками спектра. Иногда невозможно было удержаться и не завопить от восторга при виде очередной картины, появившейся на небе.

       Что касается темноты, то если теперь зимний мрак давит на мою психику, то в зеленецкие годы отсутствие дневного света совершенно не смущало ни меня, ни моих друзей, мы на такие мелочи не обращали внимания! Кроме того, за эту беспросветную темь была и щедрая компенсация в виде полярного дня с солнцем, незаходящим круглые сутки

за горизонт. Уже в марте световой день был длинный, а это было самое лыжное время. К тому же март обычно был солнечный, так что физиономии наши быстро становились коричневыми от загара.

 

        Кроме лыж и коньков мы, девочки, увлекались спортивной гимнастикой. Спортзал, как и клуб, находился в Желтом доме, в смежном с клубом помещении, и там были все снаряды, необходимые для гимнастики. Занятия вела сотрудница гидрометстанции Лина Короткая, у которой был разряд по спортивной гимнастике. Сейчас даже мне самой трудно это представить, но я вполне успешно делала довольно сложные упражнения и на брусьях, и на бревне. Мостики, шпагаты, стойки на руках – все это было в порядке вещей.  

         Помимо этих упражнений мы разучивали к праздникам гимнастические композиции, или пирамиды, как их называли. Они были очень популярны в то время. Считалось, что это красиво. Чтобы было понятно, о чем речь, я нашла картинку, на которой запечатлено нечто похожее на то, что делали мы.

 

 

      Понятно, что вариантов таких пирамид может быть великое множество, все зависит от фантазии и спортивного мастерства участников. И вот на одном из праздничных концертов произошел такой случай. Мы, числом человек шесть или семь, все, как полагается, в синих сатиновых трусах, как и девочки на картинке, вышли под звуки марша на сцену клуба. В нашу задачу входило сделать пару кругов по сцене, а потом остановиться и последовательно принять соответствующие позы, чтобы в итоге получилась композиция, заранее хорошо отработанная. Но произошло непредвиденное. Выводящей всю нашу команду была самая маленькая не только по росту, но и по возрасту, Шура Карельская. Ей предстояло оказаться на вершине пирамиды после всех перестроений. Но во время репетиций не было учтено одно важное обстоятельство: направление, в котором мы выйдем на сцену. Дело в том, что на репетициях мы выходили «на точку» справа, а на сцену вышли слева. В принципе, в этом не было ничего страшного, просто надо было либо делать все зеркально по сравнению с привычными позициями, либо на ходу изменить направление. Но от волнения маленькая Шура никак не могла сообразить, где она должна остановиться, и мы все под ту же бравурную музыку нарезали по сцене круг за кругом, постепенно сбиваясь с ритма. В результате наш изначально бравый строй превратился в небольшую толпу, сумбурно топающую по сцене. При этом, конечно же, все мы злобно шипели на Шуру и наперебой давали противоречивые указания относительно того, что ей надо делать. Народ в зале радостно гоготал, поняв в чем дело.  Кончилось тем, что такой неорганизованной толпой мы убрались со сцены, чтобы продолжить свои разборки за кулисами.  

вернуться к оглавлению