Л.Н. Миронова. Дальние Зеленцы (1949-1962).

 

Медицина и баня; местный транспорт

 

         Из насущных житейских проблем, которые приходилось решать зеленчанам, стоит упомянуть медицинское обслуживание и баню. Номинально в Зеленцах было и то, и другое. Медицина была представлена медпунктом, где работали фельдшер и медсестра. Медсестрой работала тетя Капа Березина, мать моей одноклассницы Вали. А что касается врача, то случались довольно долгие периоды, когда врача не было. В моем раннем детстве врачом была трепетная девушка по имени Нинель, недавняя выпускница мединститута. Даже я, несмотря на свой почти младенческий возраст, понимала, что она очень волнуется, когда надо поставить диагноз и принять какое-то решение. В непонятных случаях приходилось устраивать что-то вроде консилиума, в котором принимали участие все, у кого был какой-то медицинский опыт. Такой опыт был прежде всего у М.М. Камшилова и Ю.И. Полянского – оба были на фронте в медицинских частях. 

      Позже, когда я уже училась в школе, врачом была жена командира «сопки», мать моей одноклассницы Ани Ливенцевой. А вот кто был в промежутке и был ли вообще – не помню. В любом случае с медициной всегда было напряженно, а стоматологии не было никогда. Никогда не было и аптеки. Все лекарства привозили с собой или просили кого-то привезти. При этом экстремальные ситуации возникали постоянно: травмы, «острые животы», преждевременные роды. В этих случаях нужна была срочная эвакуация в Териберку или в Мурманск, а это не всегда было возможно из-за погоды. Помню, какая была эпопея, когда нужно было спасать знаменитого в будущем подводного исследователя Мишу Проппа, у которого случился перитонит.

 

Заметка из "Полярной правды" от 17 февраля 1961 г.

 

         Со мной дважды происходили неприятные истории. Первая – когда я училась в 5-м классе и доктор Ливенцева срочно отправляла меня из Зеленцов с аппендицитом. К счастью, угрозы перитонита не было, и мама довезла меня до Ленинграда обычным способом – на пароходе и поезде.  Операцию сделали в больнице Раухфуса.

        Через два года случилась история похуже. После потасовки на перемене с одноклассником Васей Чуниным у меня что-то произошло с шеей – она перестала держать голову. Возникло подозрение, что сломан шейный позвонок. Нужна была срочная эвакуация в Мурманск. В таких случаях подключали военных с вертолетом, но поскольку это произошло в феврале, вертолет не мог прилететь за мной несколько дней из-за погоды. Все это время я так и лежала дома на носилках, на которых меня принесли из школы. Шевелить меня боялись, чтобы не сделать хуже. Даже школьную форму распороли по швам прямо на мне.

        Все же вертолет в конце концов до нас добрался, и я оказалась в Мурманской областной больнице. Точный диагноз мне так и не поставили, поскольку то место, где подозревали перелом, было плохо видно на рентгеновских снимках. На всякий случай продержали в больнице почти месяц на фанерном щите. Это было отделение травматологии, причем взрослое, так что впечатления у меня были сильные. Правда, подозреваю, что мои негативные эмоции не идут ни в какое сравнение с тем, что пережила за это время мама. Бедному Васе Чунину тоже досталось – его исключили из пионеров, правда, временно.

 

На этом вертолете в феврале 1961-го года меня увезли в Мурманскую областную больницу.

 

        Вообще же дети тогда болели больше, чем сейчас. Я имею в виду инфекционные болезни; прививок в моем детстве было гораздо меньше – в младенчестве прививали от оспы, а потом, по-моему, только от дифтерита  и туберкулеза. Дифтеритную прививку помню потому, что ее делали под лопатку, и мы ее очень боялись. Других вакцин, по-видимому, еще не было, поэтому все инфекции мгновенно распространялись в нашей детской популяции. Я, например, болела корью, скарлатиной, ветрянкой и свинкой, и всеми – очень тяжело, с высокой температурой, бредом и так далее.

        Вот отрывок из маминого письма от 19 января 52-го года:

       «В Зеленцах повально больны все дети. У Евтюковых шестеро больны корью, у Филимоновых – трое, у Качемцевых – пока один Пашка. У Саиды еще не кончился скарлатинный карантин, а Костя не болен и может заболеть в любую минуту. У Молчановских – корь.»

      Я в момент написания этого письма тоже была больна, предположительно гриппом, но уже через два дня, в следующем письме, мама пишет, что у меня корь.

       К счастью, Зеленцы обошла стороной эпидемия полиомиелита, которая началась в СССР в середине 50-х и искалечила или даже убила многих моих ровесников. А вот слова «аллергия» я в детстве не слышала ни разу. То ли аллергенов было меньше, то ли большинству детей моего поколения было не до аллергий.

 

       Теперь расскажу о еженедельной банной эпопее. Мужской день был в пятницу, женский в субботу. Замечу заодно, что суббота была обычным рабочим днем примерно до 60-го года, когда рабочий день «укоротили» до 15.00. Переход на пятидневную рабочую неделю произошел много позже, в 1967-м году, когда я училась уже в университете.

        Попасть в баню было непросто, почти всегда приходилось стоять в очереди, а иногда необходимо было предварительно притащить несколько ведер воды из озера. Тазы для мытья приносили с собой. Изредка маме, по великому блату, удавалось заполучить ключи в воскресенье утром, когда баня была закрыта. Это был кайф – пусто и тепло, но не жарко.

       Вообще же баня была подобием клуба, ведь все были знакомы между собой! Я даже своего одноклассника, Валерку Никонова, сына местного милиционера, как-то встретила в бане. Правда, это было в первом классе, поэтому особого впечатления эта встреча на меня не произвела. Уж не знаю, почему его мыли в женский день, наверное, папа-милиционер отлынивал от родительских обязанностей. 

         Особенно популярной личностью в бане была любительница парилки – Дуся Мелентьева. Она не только сама любила париться, а обожала парить и мыть других. Причем делала это виртуозно и совершенно бескорыстно, просто из любви к искусству. К сожалению, мама терпеть не могла парилку, так что Дусе самое большое, что удавалось, это потереть маме и мне спину. Но ощущения незабываемые!  Она, к примеру, ставила рядом тазы с горячей и с холодной водой и по ходу дела окунала мочалку то в один таз, то в другой. При этом каждое действие у нее сопровождалось теоретическими выкладками: тут нужно сильнее потереть, тут слабее, тут горячей водичкой поплескать, тут холодной…

        Все же признаюсь, что поход в баню я считала тяжкой обязанностью, а не удовольствием. Крайне неприятно было расчесывать волосы после мытья, ведь никаких шампуней, тем более кондиционеров, тогда не было и в помине. Голову мыли обычным банным мылом, а некоторые любители экспериментов – единственным в то время стиральным порошком «Новость». Каковы были последствия этих экспериментов, я не знаю, но и после мытья мылом мои волосы превращались в мочало, которое было очень больно раздирать расческой. Поэтому хорошо помню, как мама прислала из Ленинграда, где она была в командировке, посылку, в которой был первый в моей жизни шампунь –  ГДРовский  «Лондапон», к тому же в красивых пластиковых тюбиках, дотоле невиданных. Это было чудо…

       Выбор сортов мыла был небогат: темно-коричневое «Хозяйственное», уже упомянутое «Банное», «Детское» и «Земляничное». Ну еще «Лесное», кажется, но это уже из категории изысков. Что касается чистки зубов, то здесь можно было выбирать между единственным видом зубной пасты под названием «Мятная» и единственным видом зубного порошка под тем же названием. Заодно добавлю, что и выбор парфюма ограничивался двумя наименованиями: «Красная Москва» и «Ландыш серебристый». Женщины делились на два лагеря в соответствии со своими предпочтениями.  Мама была из тех, кто признавал только «Ландыш», но вообще-то ни косметикой, ни духами она почти не пользовалась.  Мужчинам в то время предлагался выбор из «Шипра» и «Тройного одеколона».

        Еще одной неприятностью, связанной с баней, была необходимость натягивать чулки на свежевымытые ноги. Тогдашние чулки «в резинку» были совсем не эластичны, и это было целое дело – дотянуть их до того места, куда достают резинки от лифчика. Тем более, что обычно чулки были короче, чем хотелось бы, и еле закрывали колени. Ну а застегнуть на спине пуговицы лифчика было совсем непосильной задачей, тут уж приходилось прибегать к посторонней помощи.

 

       Чтобы дополнить картину зеленецкой жизни, скажу несколько слов о транспортных средствах, если можно так выразиться. В первые наши годы там не было ни машин, ни лошадей. Лишь в начале 50-х на МБС появилась первая лошадь, красивая рыжая кобыла по имени Ильма. Это было большое событие для местных жителей, особенно для детей, которые никогда не выезжали из Зеленцов. Для них Ильма была таким же диковинным зверем как лошади конкистадоров для майя и ацтеков.

        К сожалению, век Ильмы оказался недолгим. Однажды возница, Вовка Матинев, сильно разогнал ее, и на большой скорости, запряженная в тяжелую телегу, да еще и под уклон, она вылетела на причал МБС (брюгу, как ее называли). Из-за нагруженной телеги затормозить несчастная лошадь не успела, промчалась на всем скаку по причалу и рухнула с его конца в воду. Виновник этого несчастья, конечно, соскочил с телеги вовремя.

      Ильму каким-то образом удалось довольно быстро вытащить из воды; вроде, она даже признаки жизни еще подавала… Из нашего окна видна была толпа людей, суетящихся вокруг нее на берегу. Но спасти ее было уже невозможно.

        Потом появились и другие лошади: и на МБС, и у пограничников на заставе, и у военных на сопке. Зимой одним из наших развлечений было догнать на ходу лошадь, запряженную в сани, плюхнуться в них и хоть немного проехать. Исход мероприятия зависел от чадолюбия возницы, зачастую можно было вместо поездки получить вожжами по заднице. Летом мы никогда так не развлекались, поскольку ехать в телеге по жутким колдобинам, из которых состояли зеленецкие дороги, было слабым удовольствием.

        Что касается оленей, то они как транспортное средство не рассматривались. Только их хозяева, Евтюковы, ездили на них по тундре и зимой и летом, запрягая в специальные легкие сани. Но вообще-то евтюковские олени были просто источником мяса. Сами Евтюковы, по всей видимости, жили в тех местах очень давно. Сужу по тому, что одна из озерных систем вблизи от Зеленцов называется Евтюковской, и в Ярнышную из этих озер впадает Евтюковский ручей.

 

Евтюковские олени.

 

       Первая автомашина, то бишь грузовик, появился на сопке, у военных. Через какое-то время «сопка» обзавелась и гусеничным тягачом, а больше при мне никакой техники в Зеленцах не было. Получается, что в мое время единственным транспортным средством в Зеленцах были собственные ноги, если можно так выразиться.

 

вернуться к оглавлению